Алексей Ананьев рассказал, зачем он разделил бизнес с братом

Интервью «Ведомостям» Алексей Ананьев давал в основанном им Институте русского реалистического искусства. Уезжать из России, как его младший брат Дмитрий, он не собирается: главное в его жизни здесь. Проблемы Промсвязьбанка не были секретом, признает Алексей Ананьев, но ввод временной администрации под конец года стал для него неожиданным. Старший Ананьев не хотел, чтобы его имя ассоциировалось с рухнувшим банком, которым он не управлял, и предложил брату разделить активы. В результате Алексей Ананьев вернулся к тому, с чего начинал много лет назад: он единственный владелец IT-компании «Техносерв» и, по его мнению, больше не входит в золотую сотню Forbes, где в последнем рейтинге занимал 58-е место. – Мы с вами встречаемся в Москве. Вы приняли решение оставаться в России? Не планируете отъезд из страны? – Даша, у меня не было такого вопроса в принципе – оставаться или не оставаться. Потому что все, что важно для меня в жизни, оно находится здесь: родители, семья, работа. Я свою жизнь не представляю в другой стране – не уезжал и уезжать не планирую. – Ваш брат принял для себя другое решение. – Не знаю, какое решение он принял для себя. Да и не уполномочен говорить за него. Я говорю за себя. – Расскажите, какие у вас сейчас с братом взаимоотношения с учетом того, что рухнул Промсвязьбанк – отправился на санацию. Вы были в числе акционеров банка. – Конечно, был. У нас взаимоотношения двух братьев. Что бы ни происходило, есть вещи основополагающие, которые не меняются. Хотя мы приняли решение, что каждый будет вести свой бизнес самостоятельно.О разделе бизнеса – Правильно ли я понимаю, что вы решили разделить активы? – Да, абсолютно верно. Мы решили поделить активы вскоре после ввода временной администрации в банк. Это было предопределено ситуацией декабря. – Как это произошло? – Я сделал предложение Дмитрию и благодарен, что он это предложение принял. Мы обменялись долями в активах – это была безденежная сделка. Активы разделены исходя из того, кто чем исторически занимался. Я полностью владею и управляю группой компаний «Техносерв» и всем, что касается информационных технологий. Я вышел из акционеров «Промсвязькапитала», передав свою долю брату, а брат вышел из акционеров «Техносерва». Теперь у меня 100% «Техносерва», а у брата – 100% «Промсвязькапитала». Таким образом, я больше не акционер Промсвязьбанка и «Возрождения», больше не имею отношения к финансовым активам. А группа ПСН, медиа всегда принадлежали Дмитрию. – Почему вы предложили брату разделить бизнес? – Несмотря на то что ключевые активы принадлежали нам поровну, каждый операционно отвечал за свой сегмент. Дмитрий занимался банками и «Промсвязькапиталом», а я – «Техносервом». После того как ЦБ ввел временную администрацию в Промсвязьбанк, я посчитал, что будет правильно, если каждый из нас будет заниматься своими активами – теми, которыми исторически и управлял.О Промсвязьбанке – Вы хотите, чтобы ваше имя не было связано с тем, что происходит сейчас с Промсвязьбанком? – Вы понимаете, это правильно в той части, что я не влияю на то, что происходит с финансовыми активами. Да и раньше не влиял. – Вообще никогда не влияли? – Только как член совета директоров банка. Операционно никогда не участвовал. – Но вам было известно о том, в каком состоянии находился Промсвязьбанк? Это стало для вас неожиданностью или это прогнозируемый результат? – То, что у банка есть проблемы, проблемные активы, – это ни для кого не было секретом. Об этом знали и регулятор, и аудитор, и рейтинговые агентства. Эта тема постоянно заслушивалась на совете директоров. И те предложения, с которыми выходил менеджмент, – роспуск резервов и решение вопроса с проблемными активами за счет использования операционной прибыли – полностью нами одобрялись. Понимание и осознание ситуации у совета директоров было. Был вопрос с темпами. Но мы с вами понимаем, какая сейчас экономическая ситуация в стране. Мы видели, что банк операционно прибыльный, что банк эту прибыль увеличивает и потенциал для решения накопленных проблем в перспективе-то был. Что стало для меня неожиданностью? Откровенно говоря, то, что регулятор принял решение в декабре, под конец года. ЦБ остро поставил вопрос о доформировании резервов. На мой взгляд, существенно более тяжелая ситуация, учитывая информационный фон в банковском секторе, была с ликвидностью. К концу ноября ситуация с ликвидностью в Промсвязьбанке стала улучшаться, поэтому решение было неожиданным. Очевидно, что у ЦБ была информация, которой не владели ни я, ни совет директоров. Обсуждать действия ЦБ, а тем более их оспаривать я не буду. В конце концов, вы правы: проблемные активы были, это результат работы банка. В первую очередь надо спрашивать с самих себя. – Считаете ли вы, что развод по активам станет аргументом для ЦБ (или нового акционера и менеджмента) не взыскивать с вас активы в пользу банка? – Я для себя об этом даже не думал. Такого рода разговоров пока не было со мной. В рамках общения с временной администрацией по текущим вопросам тема такая не поднималась. – ЦБ полагает, что накануне ввода временной администрации в банк его менеджмент провел ряд сделок, которые ухудшили финансовое положение. В том числе выкупили у пенсионных фондов акции банка. Вам было известно, что такие сделки проходили? Принимали ли вы в них участие? – Эти сделки со мной как с членом совета директоров и даже как с акционером не обсуждались. Я об этом проинформирован не был. – Вы участвовали во встречах в ЦБ? – Как акционер я на нескольких встречах был. Их можно по пальцам пересчитать. Регулярно общался с ЦБ Дмитрий – он представлял позицию банка. Я был на последних двух встречах. Они прошли уже после того, как было выдано то предписание. В понедельник вечером было предписание, встречи в ЦБ – во вторник и в среду. – И как они проходили? – Нормально, достаточно конструктивно. Во вторник мы говорили о том, каким мы видим выход из ситуации, ЦБ изложил свое понимание. В среду уже шел разговор о том, как временная администрация приступит к работе. Обсуждались уже технические моменты. – Почему акционеры банка не стали его докапитализировать? Вы почему такое решение не приняли? Ведь проблемы банка решались просто – пополнением капитала. – Хороший вопрос, вы правы. Но у нас не было таких средств на тот момент, для того чтобы влить их в капитал банка. И было понимание того, что капитал нужно пополнять за счет собственных заработков банка. – Ваш брат, когда мы с ним разговаривали в конце декабря, сказал, что были идеи привлечения в капитал внешних инвесторов – шли переговоры, но не хватило времени. – Да, он прав. Такие переговоры велись. Не успели. – А с кем были переговоры? – Не думаю, что есть смысл об этом сейчас говорить. Все в прошлом. Дмитрий последние полгода сделал максимум от него зависящего, для того чтобы банк сохранить. – В сделке по «Возрождению» принимаете как-то участие? – Нет. Да у меня и формальных оснований принимать участие нет после того, как мы разделили бизнес. С самого начала процесса не участвую. У меня даже понимания сделки нет. «Возрождение» – хороший банк, чего-то он должен стоить. – Мы начали с того, что человеческие отношения сохраняются. – Человеческие – да. Но не участие в бизнесе, не контроль. Продажа «Возрождения» – дело брата, это его актив. – А как вы относитесь к тому, что Дмитрий выбрал определенную модель поведения в контексте ситуации? У нас есть несколько примеров. Акционеры «Открытия» ничего не комментируют и не ведут судебных разбирательств с ЦБ. Акционеры Бинбанка, наоборот, активно сотрудничают с ЦБ и рассказывают об этом. Ваш брат выбрал третий вариант: известно о тяжбах с ЦБ, идут суды на Кипре и в России. Вы понимаете эту стратегию? – Я не хочу комментировать и оценивать. Я думаю, он знает, что он делает и каких результатов хочет достичь. Крайне неправильно было бы мне это сейчас комментировать. Я банком не занимался – ни раньше, ни сейчас. – Неужели брат с вами не советуется? – Нет. – А раньше советовался. – Раньше для этого были основания. А сейчас их нет – это его актив, он за него отвечает, а не я. Я могу сказать, что брат искренне хотел сделать лучший банк на рынке. По-человечески его эмоциональность я понимаю. Для него сохранить банк было личным долгом. Степень его расстройства мне понятна.О собственном бизнесе – Как на вашем бизнесе сказалась санация Промсвязьбанка? – Я бы хотел посмотреть на человека, для которого потеря банка, тем более крупнейшего частного, была бы хорошим известием. Конечно, сказалась, и сказалась негативно. Банк в течение долгого времени был ядром наших активов, и вся деятельность различных бизнесов так или иначе была связана с банком. Прямо и косвенно. Многие наши партнеры, когда с нами работали, понимали, что стабильность операций обеспечивается в том числе такой машиной, как Промсвязьбанк. Конечно, это очень негативный фактор. Другое дело, что, хотя банк был опорным для подавляющего большинства бизнесов, то, за что отвечаю я, – IT и «Техносерв» – критическим образом от него не зависят. Он для нас очень важен, безусловно, но мы работали и продолжаем работать и с другими банками. У меня есть четкое понимание, как мы с этой ситуацией будем справляться. Компания существует на рынке 25 лет, входит в число крупнейших интеграторов на российском рынке. – Вы сказали, что санация Промсвязьбанка стала негативным фактором, но мы говорили только про бизнес. А репутационный ущерб есть? Задают ли вопросы партнеры? – Потенциально вопросы могут появиться к любому человеку, по мере того как он будет справляться с трудностями, с которыми столкнулся, – правильно или неправильно. Если говорить обо мне лично, то я прилагаю максимум усилий, чтобы корректным образом пройти этот трудный период. Я считаю, что если сделать правильные выводы из всего, что произошло и происходит, и на основе этих выводов свое поведение скорректировать, то любой человек успешно пройдет через трудные ситуации и станет еще сильнее. – А правильные выводы – это какие? – Для каждого они свои. – Для вас какие? – Они очевидно сводятся к тому, что нужно очень четко взвешивать риски и принимать нужные решения вовремя, не откладывая их на потом. – Вы для себя допускаете впредь участие в банках, финансовых организациях? – Я для себя решение принял: больше ни в банковских организациях, ни в финансовых я участвовать не хочу. За исключением работы с проектами по финансовым технологиям. – Вы сказали, что у вас есть четкое понимание, как вы будете справляться с ситуацией. Как? – Работать. Только так. Именно этим я и команда «Техносерва» активно занимаемся. То время, когда мы получали новые бизнес-возможности за счет предоставления финансирования нашим заказчикам, закончилось задолго до изменений на банковском рынке. Промсвязьбанк оказывал нам поддержку в первую очередь по долгосрочным государственным контрактам, таким как, например, «Безопасный город». Весь остальной бизнес мы развивали за счет собственной базы знаний. Более того, и направление «Безопасный город» сегодня – это тоже прежде всего экспертиза. По большому счету мы являемся лидерами на данном рынке, в первую очередь потому, что создали уникальную экосистему продуктов, закрывающую полный спектр потребностей на всех уровнях – от муниципалитета до субъекта Федерации – в части решения задач, стоящих перед АПК «Безопасный город». – Насколько я знаю, у «Техносерва» есть задолженность перед Промсвязьбанком. – «Техносерв» кредитуется в Промсвязьбанке, вы правы. – Обслуживает ли компания эти долги? Может быть, есть какой-то план реструктуризации? – Кредиты обслуживаются, они не реструктурированы, и пока об этом речи не идет. Все заемные средства обслуживаются вовремя – как в Промсвязьбанке, так и в других банках. Компании хватает оборота, чтобы покрывать кредиты. Более того, у нас было в последние годы понимание, что нужно сокращать размер заимствований, – и мы портфель сокращали. Многие кредиты погашали. Например, в январе полностью погасили кредит Сбербанку, точнее, «Сбербанку Австрия». В планах погашение и других кредитов – Промсвязьбанку, в частности. – Когда планируете погасить кредит в Промсвязьбанке и в каких банках есть еще кредиты? – В Промсвязьбанке у нас серьезный кредит. Это тема не только этого года. По срокам погасим. Я уверен, что проблем с обслуживанием и выплатой кредита не будет. Еще мы кредитуемся в «Глобэксе», в «Возрождении», конечно. – Какой размер кредитов? – Мы непубличная компания. Цифры не раскрываем. Для бизнеса гораздо важнее, что за последние четыре годы мы не видим тех темпов роста сектора в целом, которые хотелось бы видеть от высокотехнологичного бизнеса. В первую очередь это относится ко все более и более коммодитизируемому сегменту системной интеграции. Это такой инфраструктурный сервис, который наиболее востребован, когда растет экономика. Если экономика находится в горизонтальном положении (в лучшем случае), IT-бюджеты сжимаются, проекты откладываются. Для бизнеса это плохой фон, он не вызывает большого оптимизма. Поэтому в последние три года мы инвестируем в другие секторы IT, у которых темпы роста выше, чем в интеграторском бизнесе, которые растут не на единицы процентов. Очень надеюсь, что ситуация в экономике будет улучшаться, иначе я бы не делал выбор продолжать работать в России. Пока это моя единственная стратегия, поводов ее менять пока не вижу. – Например, в какие другие бизнесы собираетесь инвестировать? – В первую очередь это облачные вычисления, машинное обучение, искусственный интеллект, big data, консалтинг и аутсорсинг. К примеру, в начале 2017 г. мы запустили облачную платформу «Техносерв Cloud». Среди ее клиентов у нас сейчас «Лаборатория Касперского», «Бондюэль», сеть кинотеатров «Каро». Много федеральных заказчиков. Это направление растет потрясающими темпами. Хотя абсолютные цифры пока несравнимы с цифрами, которые приносит традиционный бизнес, я считаю, что в ближайшие несколько лет изменение фокусов позволит поменять портфель предложений, которые мы делаем. А это скажется на результатах. – Каким должно быть соотношение бизнеса интегратора и других сегментов? – Прекрасно, если 50 на 50. – Но это утопия. Как у банкиров – мечта сравнять комиссионные и процентные доходы. – Ну почему? В IV квартале у Промсвязьбанка комиссионные доходы покрывали административные и хозяйственные расходы на 98%. – А все процентные доходы шли на создание резервов. – На роспуск. – А потом на создание. – Новые резервы Промсвязьбанк не создавал. – Может, это и стало проблемой? – Может. С ЦБ банк к соглашению не пришел – ни по цифрам, ни по срокам. – Вы сейчас ведете какие-либо проекты, например, со Сбербанком, «Ростехом»? – Сбербанк – один из крупнейших наших клиентов – в части сервиса, IT-услуг, интеграции. – У Сбербанка же есть свой интегратор. – Да, есть. Но при этом потребности Сбербанка как крупнейшего заказчика в финансовом секторе очень широки. Сбербанк использует услуги и третьих сторон. Если говорить о «Ростехе», то в последнее время мы создали устойчивый альянс по внедрению АПК «Безопасный город». – Партнерство на акционерном уровне планируете? – Мое убеждение, что об M&A-сделках нужно говорить тогда, когда они уже состоялись. – Так неинтересно. Ведете ли переговоры? – Мы постоянно общаемся. Думаю, что в ближайшем будущем будут новости, о которых я смогу вам рассказать. Еще ничего не состоялось. – Вы планируете заниматься этим бизнесом дальше? – Да. Это то, чем я занимался раньше, это то, что я начал с нуля и развил. И я от этого пока не устал. – То есть продажу компании полностью вы не рассматриваете? – Нет, не рассматриваю. – А продажу контроля? – Должно быть предложение. Надо обсуждать. Но кому нужно работать со мной, когда я не контролирую бизнес? – В моем понимании интеграторский бизнес завязан на людей, которые работают в компании. – Так и есть. – В «Техносерве» была большая текучесть кадров. – У нас никогда не было движения людей больше 15–18% в год. Ротация – это естественный процесс. Главное, чтобы новые люди были сильнее тех, с которыми мы расстаемся. – Какая задолженность у «Техносерва» перед дистрибуторами – например, перед OCS? – У нас с ними долгосрочные взаимоотношения. Это постоянный процесс – что-то все время заказывается, поставляется, оплачивается. Есть и кредитные условия – в рамках кредитных линий, которые предоставляют дистрибуторы. С OCS все урегулировано, есть график платежей. Мы формируем его ежеквартально – это рутина.О кремлевском списке – Вы оказались в кремлевском списке США. Ощущаете какие-то последствия? – Пока вообще никаких. Для меня было большим удивлением, что я туда попал. – Почему? – Ну даже если он формировался на основе списка Forbes, я уже по объективным причинам в него не вхожу. – А во сколько вы оцениваете свое состояние сейчас? – Это какое-то неблагодарное дело – сидеть и оценивать свое состояние. Я вам даже не говорю, какая долговая нагрузка у «Техносерва». Зачем мы будем сейчас обсуждать мою оценку собственного состояния? Это должно интересовать только меня и мою семью. – Вы публичный человек. Были на 58-м месте в 2017 г. в рейтинге Forbes. – Да, в какой-то части [публичный человек]. Но не в части оценки собственного состояния. Посмотрим, что они посчитают в этом году. – Не опасаетесь попасть в действительно санкционный список? Для вашего бизнеса, включающего большую работу с иностранными поставщиками, что санкционный риск, что валютный риск очень важны. – Вы совершенно правы. Но пока ни один из иностранных поставщиков и вендоров свое отношение к нам не изменил после публикации кремлевского списка. Проблемы надо решать по мере поступления – что толку сидеть и выдумывать, произойдет или не произойдет. – А как же соломку подстелить? – Я вот читал в газетах, что кто-то якобы нанимал лоббистские фирмы, чтобы в этот список не попасть. Я никого не нанимал и нанимать не собираюсь. Везде соломку не подстелешь. Лучше ошибок не допускать, вести себя честно с людьми по жизни, выполнять взятые на себя обязательства. Это наиболее верный способ подстелить соломку. Топ