15 лет, позывной «Пуля»

Интервью с юным ополченцем Колей, которого мама не хотела отпускать на войну

“Издание “Росбалт” публикует интервью журналистки Валерии Разиной с юным луганским ополченцем. Коля, позывной “Пуля”, пошел воевать в 14 лет (15 ему исполнилось через полтора месяца после начала боев). Уже почти полгода, как он включен в список “террористов-сепаратистов” сайта “Миротворец”. Правда, сегодня “Пуля” не воюет: в ЛНР формируется регулярная армия, и “сыновей полков” в нее не берут. Но Коля надеется, что командование все же сделает для него исключение.

— Как ты вообще начал воевать в неполные 15 лет?

— 22 февраля 2014-го у нас в центре Луганска произошел беспредел. Залетели представители партии “Удар” с автоматами и начали стрелять по палатке “Луганской гвардии”, которая стояла в парке возле областной администрации. Я был дома, мне позвонили друзья и рассказали, что происходит. Мы начали подтягиваться. Тогда собралось около 2000 человек. В тот день образовалась “Луганская самооборона” и я в нее вступил. Мы каждую ночь дежурили в палатках возле обладминистрации, охраняли памятник Ленину. Дежурили, чтобы его не снесли.

— А чего именно вы боялись тогда, зачем создавали отряды?

— Мы не боялись, а просто охраняли. Мы предполагали, что будет повторное нападение, что будет еще одна попытка захвата обладминистрации вооруженными людьми и снос памятника Ленину. Тогда проходили сносы памятников в Харькове, Одессе, по всей Украине.

— Ты принимал участие в захвате административных зданий в те дни?

— Я захватывал обладминистрацию три раза, здание СБУ, областную прокуратуру. Захватывал областное УВД и часть на погранзаставе, военный городок и областной военкомат.

— Откуда у тебя взялось оружие?

— Оружие появилось при взятии СБУ. Мы брали это здание голыми руками, у кого что было — палки, камни. Больше ничего у нас не было. Первое оружие мое — автомат Калашникова, который я там и взял.

— В 14 лет ты уже умел им пользоваться?

— Нет, не умел. Меня научил пользоваться мой друг, который служил в армии.

— Было страшно?

— Страшно было только один раз, когда принимал бой на погранзаставе. Бой проходил с четырех или пяти утра. И закончился он вечером, и мы эту погранзаставу не взяли. Мы уехали, прекратили бой, потому что у них были тепловизоры, приборы ночного видения. Они нас могли видеть, а мы их нет, у нас этих приборов не было. Просто-напросто они бы нас там положили всех. И мы ушли.

На следующий день прошел захват военной части на городке. Там был бой. В итоге их солдаты подожгли свой БТР, в него сложили все оружие, которое у них было. Они оставили себе 10 или 15 автоматов. Все основное они сожгли. Нам там почти ничего не досталось. Мы захватили часть и все сдались.

Еще страшно, когда летит “Град” или мина — это неизвестность какая-то. Вот только из-за этого.

— Это же был твой далеко не последний бой?

— Нет. После захвата здания СБУ меня из-за возраста попросили оттуда уйти. Там пошла зачистка. Сказали, чтобы никого до 18 лет там не было. Я вышел и встал на баррикады у здания. Я там стоял и днем, и ночью.

— Вы, слава богу, так и не дождались штурма?

— Была информация, что якобы будет штурм, потому что вокруг ходили группы киевского, кажется, СОБРа, точно не помню. Но атаковать не решились. Потом командир украинского спецназа, что базировался в луганском аэропорту, зашел в задание СБУ, его пустили под нашим контролем. Он увидел, сколько у нас оружия, и сказал: “Если, ребята, мы будем штурмовать это здание, потери моего подразделения за 3 минуты составят 100%, я положу всех, поэтому мы отказываемся от штурма”. Потом убрали баррикады.

— И куда пошел ты?

— Осталось только Счастье. В тот момент у меня на Счастье стоял брат, пацаны, которых я очень хорошо знал, с которыми я начинал в “Луганской самообороне”. Я стоял на счастьинском блокпосту. Стоял только днем. Мне сказали, что ночью может быть опасно, и не разрешили там быть в темное время суток.

Помню, я в 6 вечера уехал со счастьинского блокпоста, находился в городе. Я услышал, что с той стороны работает крупнокалиберный пулемет или еще что, я не знал, что это такое. Я сразу сел на скутер и поехал в ту сторону. Оказалось, что Счастье обстрелял вертолет. Я подъехал, наши пацаны уже стояли на Веселой горе, я сказал им, что останусь с ними. Но мне ответили: “Нет, малой, мы не хотим, чтобы ты здесь полег”. И я вернулся обратно, потом через сутки мне позвонил мой друг Ахмед, царство ему небесное, и сказал: “Укропы уже на Металлисте, они прорвались. Поедь в разведку туда”.

У меня были на скутере черные номера (такие используют воинские формирования, спецслужбы), георгиевские ленты. Я все это поснимал. Тогда у меня в голове было одно: украинская армия уже на Металлисте, надо просто проехать туда, посмотреть и вернуться обратно. Все.

Я проехал туда, но там стояли еще наши пацаны. Они меня дальше не пустили. Я остался на Металлисте. Я помогал пацанам, привозил продукты. Я участвовал там в бою. Но это был не совсем бой, тогда нас просто обстреливали из минометов, “Градов” и всего прочего. А потом в конце июля я пошел в подразделение моего друга. У нас был блокпост на 22-й школе, и мы его держали. Следующий бой я принимал на Желтом, и я стоял на блокпосту на Юбилейном.

— А как твоя семья отнеслась к тому, что ты ушел воевать?

— Мой старший брат тоже воюет в ополчении. Мать мне запрещала ходить на палатки. Я ее не слушался, и ей пришлось с этим смириться.

— Что для тебя означает быть в ополчении?

— Для меня ополчение – это возможность защитить мой дом, мою семью и всех остальных от украинской армии, от карательных батальонов. Сейчас я не служу, потому что пошло формирование официальной армии и меня не берут по возрасту. Пытаюсь через знакомых командиров устроиться, но пока не получается.

— Но почему же ты тогда ходишь в форме?

— Я не служу буквально две недели и думаю, что заслужил, чтобы носить форму. Я служил в 9-й роте, которая стояла на Счастье, принимала бой. Там стояло всего две группы, до 60 человек, они выдержали бой 2,5 часа. Всего 60 человек против танков пехоты и всего остального.

— Было что-то, что тебе запомнилось больше всего?

— Когда на гольфклубе мы сидели в окопе, нас было всего 6 человек. У нас было 3 РПГ, только два человека умели из них стрелять. Мы слышали, что начала идти техника, мы запросили по рации — наши едут или нет. Наши дали ответ: “Нет”. Мы увидели, что идет 1 БТР, 2 БМП, 1 танк. Пацаны начали работать с РПГ. Тогда я тоже взял его в руки, это был первый раз, мне зарядили — и я выстрелил. Первую ракету пустил мимо, вторую выпустил в БТР, он подорвался. Тогда мы подорвали БТР, БМП, а танк ушел. Вот как раз после всего этого уже не страшно. Страшно, когда обстреливают из артиллерии, потому что не знаешь, куда оно летит.

— И убивать не страшно? Ну, ладно, когда издалека стреляешь в БТР, а если вдруг ближний бой — неужели сможешь?

— Если встречу тех людей, кто обстреливал города, воевал против нас, я не задумываясь нажму на курок. После того, что они сделали в Счастье, Станице — даже не задумаюсь.

— Ты уже терял друзей, так, может, сейчас просто хочешь отомстить?

— Я многих друзей потерял, причем далеко не всех в бою. Да, мое желание — отомстить за них, за всех жителей Донбасса, что погибли.

— А как твои одноклассники отнеслись к твоему поступку?

— Многие одноклассники из моей старой школы придерживаются нейтралитета — не за Украину, не за Россию.

— Ты школу окончил? Кем хочешь стать, когда война кончится?

— Я окончил школу в этом году. В будущем хочу выучиться на автослесаря. Когда я ушел воевать, меня из школы выгнали за прогулы. Пришлось доучиться на вечернем.

— Как ты думаешь, мир скоро настанет?

— В ближайшее время мира не будет. Я не верю. Воевать придется по-любому. Потому что нам нужно хотя бы взять под свой контроль Луганскую и Донецкую области. Это не обсуждается. Я хочу, чтобы весь юго-восток был под контролем ополчения, весь по Киев. Поэтому я за то, чтобы идти на Киев.