Епископ Тихон Шевкунов — РБК: «Есть команда репрессировать церковь? Нет»

«Журналистские догадки мне за пятнадцать лет изрядно надоели» — Я в вашем книжном шкафу заметила книгу Михаила Зыгаря «Вся кремлевская рать». Читаете ее? — Мне эту книгу принесли несколько месяцев назад, да я никак не соберусь открыть. Видите, закладки? Мне сказали, это в тех местах, где обо мне написано. — Теперь я просто обязана спросить: почему СМИ называют епископа Тихона (Шевкунова) духовником Путина? — Это вам лучше узнать у авторов. Позвольте обратиться к вам с просьбой: я готов отвечать на вопросы, касающиеся Сретенского монастыря и меня лично, но не вторых лиц. — Такие вещи в американской юриспруденции называются «attorney client privilege» — право адвоката на неразглашение информации, полученной от клиента. — Подобного рода журналистские вопросы и догадки мне за пятнадцать лет изрядно надоели. Епископ Ти́хон (в миру Георгий Александрович Шевкунов; 2 июля 1958 года, Москва) — архиерей Русской православной церкви, епископ Егорьевский, викарий Патриарха Московского и всея Руси, управляющий Западным викарианством города Москвы. Наместник московского Сретенского ставропигиального мужского монастыря. Ответственный секретарь Патриаршего совета по культуре. Сопредседатель Церковно-общественного совета по защите от алкогольной угрозы. Член попечительского совета «Фонда Святителя Василия Великого» (учредитель фонда — бизнесмен Константин Малофеев). По окончании вуза поступил в Псково-Печерский монастырь послушником. В сентябре 2003 года сопровождал главу государства в США, где Путин передал приглашение патриарха Алексия II первоиерарху РПЦЗ (Русская православная церковь за границей) митрополиту Лавру посетить Россию. В СМИ епископа Тихона (Шевкунова) называли духовником Константина Малофеева (но сам Малофеев утверждает, что его духовником является монах из Троице-Сергиевой лавры) и Владимира Путина. — Давайте перейдем к другой сложной теме — как настоятель, вы понимаете устройство экономики РПЦ? — Как настоятель, я понимаю, как устроена экономика нашего монастыря. Что касается бюджета патриархии, то, насколько мне известно, он состоит из отчислений епархий и пожертвований христиан. — Сколько отчисляет в патриархию ваш монастырь? — Сретенский монастырь перечисляет в патриархию ежегодный взнос — он год от года меняется, но порядок — от 3 до 5 млн руб. в год. Если ситуация сложная, и все средства уходят на поддержание жизнедеятельности монастыря, то патриарх освобождает от взносов на общецерковные нужды. Такое бывает повсеместно с возрождающимися и строящимися храмами; первые особо сложные годы и мы не перечисляли средства в патриархию. — Ежегодный взнос переводите на счет патриархии? — Да. — В какой банк? — Если не ошибаюсь, в Сбербанк. «Мы можем зарабатывать и зарабатываем сами»​ — Как финансируется Сретенский монастырь? — Главный источник — наше монастырское издательство. Мы издаем до четырехсот наименований книг: это духовная, историческая, научная и художественная литература. Второе: у нас есть сельскохозяйственное производство — кооператив «Воскресение» в Рязанской области, мы его в 2001 году взяли в совершенно разоренном виде. — Кажется, у вас еще есть кафе «Несвятые святые». — Это позиция, скорее, затратная. Небольшое кафе, куда люди ходят после воскресной службы пообщаться, для этого мы его и создали. Да, еще поступают деньги от храма — но с тарелкой во время служб у нас никто не ходит, прихожане сами оставляют на содержание храма столько, сколько считают нужным. — Есть еще свечи. — Свечи у нас можно взять бесплатно или положить какую-то небольшую сумму. Дорогие чисто восковые и большие свечи имеют некую стоимость. — Во сколько вам обходится содержание монастыря? — Это большие средства, не вижу нужды их оглашать. На нашем содержании высшее духовное заведение, созданное в монастыре, — семинария. В прошлом году в ней обучались 250 человек. Семинаристы — шесть лет на полном пансионе. — Бывший бухгалтер патриархии Наталья Дерюжкина оценивала ежегодное содержание двух семинарий — Москвы и Санкт-Петербурга — в 60 млн руб. Сколько из этой суммы вы тратите на содержание семинарии? Половину? — Примерно. Братия монастыря сама зарабатывает средства на семинарию, на содержание и текущий ремонт всего монастыря, на помощь детскому дому, в котором воспитываются 100 детей, на сайт, на многие наши просветительские проекты, на благотворительность. На все это мы можем зарабатывать и зарабатываем сами. — Есть ведь жертвователи… — Да, конечно. Помощь благотворителей очень важна, и мы искренне им всем благодарны. Когда-то, в течение нескольких самых сложных лет возрождения разрушенного монастыря, нам очень помогал Сергей Пугачев (бывший сенатор и экс-владелец Межпромбанка, приговоренный в феврале 2016 года Высоким судом Лондона к двум годам лишения свободы; в данный момент находится во Франции. — РБК). Чтобы было понятно соотношение заработанного самими монахами и полученного от пожертвований на монастырь, то и в лучшие годы благотворительные средства составляли не больше 15% от бюджета на содержание монастыря. Но в случае нового строительства необходима помощь. Так произошло, когда мы поняли, что размеры нашего храма для прихода уже безнадежно малы, и взяли благословения святейшего патриарха Кирилла на строительство нового храма. — Я знаю, вам «Роснефть» помогает. — Да, без нее и без помощи иных благотворителей мы бы не построили новый храм. Но и братия монастыря не остается в стороне: 370 млн руб., все средства, полученные от реализации почти двухмиллионного тиража моей книги «Несвятые святые» мы направили на строительство. — Вам действительно много помогает бизнесмен Константин Малофеев? — Фонд «Святителя Василия Великого» (учредитель фонда — Малофеев. — РБК) дважды участвовал в частичном финансировании наших исторических выставок в Манеже, а один раз перечислил на содержание семинарии 50% необходимого бюджета. Вообще, благотворительная помощь — это ведь не нечто постоянное. За семнадцать лет существования семинарии мы получали такую помощь от благотворителей лишь трижды, в остальные годы обходились сами. — Вас вопросы о деньгах раздражают? — Скорее, удивляют. Мне, честно говоря, всегда казалось, что такие вопросы, мягко говоря, неэтичны. На всякий случай предупрежу: если где-нибудь в Германии, или в Англии, или во Франции вы будете вести беседу на подобные темы, разговор моментально будет прекращен. Но, повторюсь, если вам и вашим читателям это столь интересно, я готов ответить. Если еще о помощи — однажды мы, например, провели акцию по раздаче бесплатных Евангелий. Их издали на средства Олега Дерипаски. Это не относится собственно к Сретенскому монастырю, но наш совместный проект «Исторического парка» на ВДНХ был подготовлен общими трудами правительства Москвы, Патриаршего совета и компании «Норникель». «Мне приходится взаимодействовать с широким кругом лиц» — У вас, если я не ошибаюсь, большое число влиятельных знакомых. — Я председатель Патриаршего совета по культуре, и мне действительно приходится взаимодействовать с широким кругом лиц, в том числе известных в обществе. — Я о другом, скорее. Вам с представителями государства легко общаться? Вы меня простите, пожалуйста, но я постоянно ловлю себя на мысли, что сотрудники ФСБ — оно у вас тут как раз под боком — фигурально выражаясь, яблоки от той яблони, которая расстреливала священников в советские времена. — Я понимаю, что вы, как журналист, обостряете вопрос. Но ставить знак равенства между зверствами чекистов, репрессировавших и уничтожавших собственный народ, и нынешними военными, служащими в правоохранительной сфере, можно только в неизлечимом сознании ультралиберала. При таком подходе я должен отказаться и от разговора с вами, заявив: «Поскольку ваши предшественники, журналисты прежних информационных агентств и изданий, много лет нагло лгали всему миру и своему собственному народу, я с вами общаться не намерен!» — Когда лгали? Тогда? Сейчас? — Насчет того, что происходит сейчас, вам виднее. Но я в данном случае говорю о советских временах, когда журналисты порой лгали так, что краснели все кругом, кроме них. Есть многочисленные ныне действующие ведомства, работавшие не только в СССР, но и в прежние весьма далекие времена. Мы должны понять — изменился сегодня даже в карательных органах вектор отношения к народу, к отдельному человеку, к церкви, или же нет? Есть сейчас команда от государства репрессировать церковь? Нет. — А в этой позиции нет противоречия? Сейчас нет гонений на РПЦ, но вступится ли церковь за тех, кого подвергают репрессиям? — Если будут несправедливые гонения — обязательно вступится. — Согласитесь, тем не менее, происходят парадоксальные вещи — в школах предлагают ввести единый учебник истории, в котором Иосиф Сталин выглядит едва ли не эффективным менеджером. И есть клирики, придерживающиеся той же позиции (в частности, священник Евстафий Жаков, настоятель Храма Святой равноапостольной княгини Ольги в Стрельне, открыто выражал свое уважение к Сталину и даже повесил в храме икону с изображением генералиссимуса. — РБК). — В том варианте будущего учебника, который я видел, оценка сталинского периода представлена весьма сбалансированно. Если у вас есть вариант учебника с иной интерпретацией, пришлите его мне, пожалуйста. Среди сегодняшнего духовенства есть самые разные взгляды на личность Сталина, но при этом я ни разу не видел священника, который бы сказал: «Сталин — мой идеал!» и тем более оправдывал бы репрессии или хотя бы снимал личную ответственность Сталина за них. — Вам не кажется, что церковь во взаимоотношениях с государством проходит маятниковые периоды? Любовь — ненависть. Сейчас, например, любовь. Значит, должна вернуться ненависть. — Больше девятисот лет — со времени Крещения Руси — любовь. Потом несколько десятилетий — ненависть. Так, по-вашему? Скорее, здесь все сложнее. Что касается сути вашего вопроса — о взаимодействии церкви и государства — у нас сегодня доминирует позиция о несомненной разумности и обоюдной пользе от отделения церкви от государства. Ни о каком объединении двух институтов — государства и церкви — речи быть не может. Это принесет только вред. — Почему же складывается ощущение, что РПЦ и власть идут рука об руку? — Ну и пусть идут рука в руку там, где это нельзя не приветствовать. Вместе церковь и государственные институты занимаются благотворительностью, помощью нуждающимся, сохранением древних памятников культуры, имеющим отношение к церкви и ее истории. А еще проектами в области культуры, исторической науки, некоторыми общими дипломатическими программами. Но вы, конечно же, говорите о политике? — Да. — Могу вас успокоить: в русской церкви давно принят закон о том, что священники и епископы не должны участвовать в политической жизни страны. — Тем не менее представители РПЦ довольно активно высказываются на политические темы. — Представители многих общественных организаций высказывают свое мнение относительно широкого спектра общественных, культурных и политических явлений, но это не означает их реальное участие в политике государства. — Отец Всеволод Чаплин активно высказывался в поддержку жителей Донбасса. — Отец Всеволод Чаплин — это отдельный разговор. — Да, но Чаплин не одинок. Например, настоятель церкви под Петербургом открыто освящает бронежилеты для ополченцев ДНР. — Ну и в чем криминал? Бронежилет позволяет сохранить жизнь. — Если говорить об отце Чаплине, он в последнее время требует раскрыть статьи доходов и расходов РПЦ. — Так вот в чем дело: ваше интервью о церковных финансах — это такой своеобразный привет нам от отца Всеволода?! Что ж, есть специальные органы финмониторинга, пусть они компетентно и ответственно все проверяют. «Я слышу и знаю, что встречаются и злоупотребления со стороны церковных властей в каких-то епархиях» — Как вы относитесь к закону о возвращении религиозного имущества? У вас, кстати, монастырь не в собственности? — Нет. Бессрочное и безвозмездное пользование. Все в монастыре — собственность государства. — Почему? Вам так удобнее? — Так сложилось. — А вам давали деньги по федеральной программе «Культура России»? — Один раз десять лет назад — на восстановление фресок в храме. Но давали не нам, а реставрационной организации, которая эти фрески замечательным образом восстановила. В чем еще отчитаться? Городские власти выделили средства на брусчатку для древней части монастырского двора. — Насколько я знаю, вы возглавляете общественный совет при Росалкогольрегулировании. Зачем вам это нужно? — Очень нужно. Семь лет назад по благословению патриарха Кирилла был создан Церковно-Общественный совет по защите от алкогольной угрозы. Сопредседателями стали писатель Валентин Распутин и я. Через несколько лет меня позвали возглавить общественный совет при Росалкогольрегулировании. Для меня главная задача работы — снижение потребления алкогольной продукции в стране, в первую очередь среди подростков и молодежи. Кое-что мы сделали: по последним данным, за шесть лет употребление алкоголя в России упало на 18%. — Вашими молитвами? — Молитвами и общими трудами многих людей. — Насколько я поняла, священникам в Москве живется легче, чем в провинции — на периферии выше процент епархиальных отчислений, прихожан в разы меньше, да и люди беднее. Священники жалуются. — Насчет того, что выше процент отчислений — здесь я не в курсе. Я в основном знаю приходскую жизнь лишь Псковской епархии, которую сам описал в книге «Несвятые святые». У меня друзья из весьма бедных священников, которые со своей зарплаты еще и бабушкам помогали. Вот покойный отец Никита и отец Виктор вообще ничего в Псковскую епархию не платили, потому что нечем было — совершенно нищие приходы. Но это мое знание епархии лет десять назад. Конечно же, я слышу и знаю, что встречаются и злоупотребления со стороны церковных властей в каких-то епархиях. Что ж, если так, то это — беда. — Я ведь вам не первая о таких проблемах говорю. — Нет-нет. — Тем не менее на последнем Архиерейском соборе об этом речи не было. — Финансовые темы не были предметом обсуждения на Архиерейском соборе. Топ