Европа после «ночи длинных рук»: что показали события в Кельне

«Ночь длинных рук», как прозвали какие-то остроумцы массовые нападения на женщин в новогоднюю ночь в трех немецких городах, прежде всего в Кельне, может стать переломным моментом в европейском споре о том, как решать проблему мигрантов, и шире — каким быть Евросоюзу. Общественные настроения в Германии и других странах, чье население еще летом довольно охотно откликалось на призывы либеральных правительств оказать гостеприимство беженцам, изменились чрезвычайно резко. Знаменитая фраза Ангелы Меркель Wir schaffen es! («Мы справимся!») в июле-августе звучала как заверение сильного лидера демократической страны, уверенной в своих силах и готовой продемонстрировать миру, как жить в полном соответствии с ценностями демократии, гуманизма и солидарности. Сейчас, думаю, самой Меркель не хочется вспоминать об этой фразе: политическая карьера канцлера впервые за многие годы оказалась под угрозой, а сама «послекельнская» Германия живет, испытывая смесь неприятных чувств — страха, растерянности, раздражения и злости. Вслед за парижскими терактами 13 ноября кельнская новогодняя ночь стала печальным торжеством для той части европейской публики и политических сил, которые с самого начала настороженно или с неприязнью относились к идее о том, что новую волну беженцев вообще следует пускать в Европу. Символ этой перемены — венгерский премьер Виктор Орбан. Летом со своим строительством антимигрантской стены на границе с Сербией он казался изгоем ЕС, моральные пинки и подзатыльники которому отвешивали европейские лидеры (шеф Еврокомиссии Жан-Клод Юнкер поприветствовал Орбана на одном из саммитов: «Привет, диктатор!») и либеральная пресса. К западному Рождеству и Новому году будапештский правитель стал образцом и надеждой для миллионов людей. На митингах правых по всей Европе замелькали плакаты «Нам нужен свой Орбан!», а вокруг Венгрии сплотилась вся «вышеградская четверка» (Венгрия, Польша, Словакия, Чехия), чье население и большая часть политиков резко отрицательно относятся к притоку беженцев. Однако, как заметил когда-то Станислав Ежи Лец, «в действительности все не так, как на самом деле». Описанное выше — психологические реакции общества, выведенного из равновесия. В этом состоянии способность к адекватным оценкам ситуации резко снижается. Люди начинают делать выводы не на основании фактов, а под влиянием эмоций, вызванных тем, что представляется фактом. Так связали с беженцами парижские нападения 13 ноября, хотя среди основных подозреваемых, по данным следствия, оказались почти сплошь уроженцы и граждане Франции и Бельгии. Так накрепко связываются сейчас, после Кельна, в сознании европейцев темы сексуального насилия и мигрантов. Это, кстати, особенно просто, учитывая, что «чужаки, отбирающие и насилующие наших женщин», — один из древнейших социальных архетипов. В результате свалены в кучу несколько действительно больших проблем, решения которых далеко не всегда связаны между собой. Одна — это борьба с джихадизмом и терроризмом среди уже существующих, «оседлых» мусульманских общин Европы, из которых вышли парижские, а до этого лондонские террористы. Другая — фильтрация нынешнего мигрантского потока и по возможности быстрая интеграция тех, кому будет разрешено остаться. Наконец, третья — поддержание порядка на улицах и соблюдение принципа равенства перед законом. О последнем заговорили в связи с утечками информации из рядов немецких полицейских — о том, что в последние месяцы в рамках объявленной «политики гостеприимства» им якобы дали установку помягче обходиться с новоприбывшими. В этой связи интересно задуматься, чем вообще было продиктовано пресловутое «Мы справимся!» Меркель. Канцлер — политик опытный, и было бы странно списывать все на ее идеализм. Особенно учитывая, что еще в июле мир облетели кадры диалога Меркель и оказавшейся в Германии палестинской девочки: канцлер мягко, но четко объяснила расплакавшейся палестинке, почему немцы не в состоянии принять всех, кто хотел бы жить в их стране. И вдруг — Wir schaffen es! Предположу, что проявить максимальную открытость к беженцам Меркель подтолкнули соображения честолюбия и некоторое «головокружение от успехов». До 2015 года ее карьера складывалась чрезвычайно удачно, а популярность была несомненна и высока. Накануне прихода мигрантской волны Евросоюзу удалось «разрулить» очередное обострение кризиса еврозоны и предотвратить выход из нее Греции. Лидирующая роль Берлина в той ситуации выглядела однозначной, и вполне вероятно, что, столкнувшись с проблемой беженцев, Меркель решила закрепить успех. Удачная интеграция новоприбывших позволила бы Германии еще раз продемонстрировать статус европейского лидера, а заодно окончательно избавиться от теней нацистского прошлого. Саму Frau Bundeskanzlerin все это вознесло бы на исторический пьедестал — а политик, многие годы находящийся у власти, не может не задумываться над тем, как именно он войдет в историю. Как теперь уже ясно, Меркель допустила два просчета, которые могут (хоть и не обязательно) стать для нее фатальными. Оба связаны с переоценкой силы Германии — внешней и внутренней. Во-первых, в  ЕС нашлось достаточно стран и лидеров, не готовых при любых обстоятельствах идти за Берлином, — и здесь тому же Орбану не откажешь в политическом мужестве. К этому Меркель была не готова. Во-вторых, еще менее готова канцлер была к тому, что эффективность государственных и муниципальных служб ФРГ окажется не столь высокой, как представлялось. Многие административные структуры, столкнувшись с напором мигрантов, не справились со своими задачами. В некоторых случаях — снова вспомним немецкую полицию — идеологический подход взял верх над соображениями законности и здравого смысла. В других не на высоте оказались конкретные люди: притчей во языцех стала бургомистр Кельна Генриетта Рекер, посоветовавшая женщинам в местах скопления людей «держаться на расстоянии вытянутой руки» от незнакомцев. С Меркель же, видимо, произошло то, что часто случается с долго и в целом успешно правящими лидерами: она посчитала, что дела обстоят лучше, чем на самом деле. Политический итог — массовое недовольство граждан, фактический раскол в ее собственной партии — ХДС, почти открытый бунт «сестринской» ХСС и рост преференций правопопулистских партий и движений, от евроскептической «Альтернативы для Германии» до антиисламской и ксенофобской ПЕГИДА. На уровне Евросоюза — «мятеж» центральноевропейцев, объединяющихся в евроскептический блок под руководством Орбана и Ярослава Качиньского, усиление популистов левого и правого толка в ряде других стран и несомненное, хоть пока и не катастрофическое, падение престижа Германии как европейского Number One. Но и в этом случае «все не так, как на самом деле». В Германии и Европе в целом речь идет не о метафизической катастрофе или «закате цивилизации», а о наборе конкретных социальных и политических проблем. Они вполне решаемы в рамках демократической системы, в основе которой — гражданские права и законность. При всей гнусности того, что случилось в Кельне и Гамбурге, масштаб этих происшествий куда меньше, чем вызванные ими опасения. Ведь к нападениям на женщин оказались причастны несколько десятков, в худшем случае сотен человек, то есть  микроскопическая часть новоприбывших. Это не повод ни для самоуспокоения, ни для страха — скорее для действий, для того самого Recht und Ordnung, права и порядка, с которым традиционно ассоциируется Германия. Главная проблема Европы не столько мигранты, сколько то, что творится в головах «коренных» европейцев. А там — параллельные вселенные, альтернативные реальности, разные идеологические языки. Один — язык немецкой ПЕГИДА или чешского президента Милоша Земана, назвавшего наплыв мигрантов «срежиссированным вторжением», где в роли режиссеров — естественно, исламисты, мечтающие об уничтожении Европы. Другой — к примеру, язык колумнистки левой газеты The Guardian, вот так размышляющей над событиями в Кельне: «Молодые немки благодарно наслаждаются исторически беспрецедентной экономической и сексуальной свободой, со своими дорогими смартфонами и правом отмечать Новый год так, как они хотят. То же нельзя сказать о молодых мужчинах-мигрантах, которые меняют жизнь под гнетом репрессивных режимов, где они хотя бы пользуются превосходством над женщинами, на прозябание у нижнего конца европейской пищевой цепи». Идеологически заряженные мозги преобразуют то, как обстоят дела на самом деле, в псевдодействительность, соответствующую заранее заданным установкам: «мигрантов надо гнать поганой метлой» — «мигрантов надо жалеть, прощать и относиться к ним предельно снисходительно». Опасность состоит в том, что миры правых и левых иллюзий могут постепенно, как две черные дыры, всосать в себя большинство европейцев и столкнуться между собой. Вот тогда и можно будет говорить о катастрофе. Но пока у Европы еще достаточно сил и возможностей, чтобы ее избежать. Топ