Как смерть майора КГБ от рук милиционеров привела к кризису правоохранительной системы СССР

Новую станцию в 1966-м открывали буквально в чистом поле — еще до массовой жилой застройки этой юго-восточной окраины Москвы. В 1989-м, после специального постановления ЦК КПСС «Об отмене правовых актов, связанных с увековечиванием памяти А. А. Жданова», признанного к тому моменту организатором репрессий, «Ждановскую» переименовали в «Выхино». Сегодня станция окружена автобусными стоянками и торговыми павильонами. За ними тянутся однообразные спальные кварталы.

В 1970-е за охрану порядка здесь отвечало 5-е отделение Отдела милиции по охране Метрополитена ГУВД Мосгорисполкома, обслуживавшее Ждановско-Краснопресненскую линию. 26 декабря 1980 года в его служебных помещениях, которые и сейчас занимают органы МВД, пьяные милиционеры из вечерней смены избили нетрезвого гражданина, проспавшего свою остановку. ЧП в образцово-показательной столице Олимпиады-80 могло остаться незамеченным и не повлечь никаких серьезных последствий — как десятки подобных случаев, получивших огласку вслед за ним. Однако стечение обстоятельств превратило инцидент на «Ждановской» в исходную точку кризиса всей правоохранительной системы застывшего предперестроечного СССР. 

Особые «корочки»

Нетрезвый мужчина, проснувшийся на конечной, оказался заместителем начальника секретариата КГБ СССР майором Вячеславом Афанасьевым. Во всяком случае, так официально называлась его должность. Как писал много лет спустя в своей книге «Следствие и власть» бывший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР Владимир Калиниченко, в тот день у Афанасьева был юбилей, ему исполнилось 40 лет. За несколько дней до этого чекист сильно простудился, у него поднялась температура, и он взял больничный, однако все-таки решил отпраздновать день рождения в узком кругу коллег на одной из конспиративных квартир спецслужбы в районе Красной площади. Бывший сотрудник следственного отдела КГБ Жучков в интервью Первому каналу называл это место «служебным помещением местного ЖЭКа в Рыбном переулке». Поздравить Афанасьева приехали два офицера, которые незадолго до этого вернулись из Афганистана, где участвовали в операции советских войск. 

Из семейного бюджета жена выделила Афанасьеву деньги на праздник. Майор купил себе импортные туфли, продукты и спиртное. Друзья подарили ему бутылку коньяка. Закончили застолье чекисты около 21:00. Пройдя пешком до станции метро «Площадь Ногина» (ныне «Китай-город»), все трое сели в поезд до «Таганской». Там товарищи должны были перейти на кольцевую линию, чтобы разъехаться по домам. Друзья Афанасьева решили, что одну остановку проехать можно и стоя, а сам майор присел на свободное место и задремал. Уже когда два офицера КГБ вышли из вагона на «Таганской», они обнаружили, что забыли виновника торжества в поезде, но заскочить в закрывающиеся двери не успели. Поезд увез Афанасьева в сторону «Ждановской». 

На конечной две женщины-контролера в форменных красных шапочках разбудили Афанасьева и с помощью машиниста поезда Пудикова вывели мужчину на перрон.Очнувшись, пьяный не сразу признал свой портфель, в котором была подаренная коллегами бутылка коньяка, оставшаяся водка и закуска. Но когда портфель попытались присвоить себе контролеры, Афанасьев предъявил им свое удостоверение.

У офицеров его ранга документ хранился в чехле, который крепился к внутреннему карману специальным устройством — потеря удостоверения сотрудником с высочайшим уровнем допуска была чревата серьезными неприятностями. Подошедшим милиционерам Афанасьев тоже представился. Согласно должностным инструкциям, они не имели права задерживать сотрудника госбезопасности даже за явное нарушение. Все, что могли милиционеры — это позвонить на номер дежурного по КГБ и поставить его в известность: со своими нарушителями в спецслужбе разбирались самостоятельно, уверяет в беседе с «Медиазоной» экс-следователь Калиниченко.

К этому времени Афанасьева окружили дежурившие на платформе постовые Телышев, Возуля и Селиванов и внештатный сотрудник милиции — механик Пиксаев, обслуживавший турникеты. В предновогодние дни во многих советских учреждениях выдавали продуктовые наборы, которые постовые на «Ждановской» и отбирали у задержанных — на закуску. Своих потенциальных жертв они, на манер карманников, называли «карасями». Телышев, Возуля и Селиванов в тот вечер спиртного не употребляли, а вот дежуривший в комнате милиции Лобанов, сопровождавший поезда Попов и старший лейтенант милиции Рассохин пили «до одури», вспоминает Калиниченко.

Афанасьева доставили в комнату милиции. Вместо того, чтобы немедленно вызвать на станцию сотрудников КГБ, милиционеры потребовали, чтобы мужчина отдал им удостоверение. Тот отказался, Пиксаев и Возуля обрушили на него град ударов. «Корочки» вырвали силой. Лишь затем милиционер Селиванов по телефону доложил о задержании майора КГБ дежурному 5-го отделения Сидорову и тут же получил приказ немедленно отпустить Афанасьева, что и сделал.

Перед уходом Афанасьев пригрозил стоявшим в коридоре пьяным Попову и Лобанову, что случившееся не сойдет им сойдет с рук. По версии следствия, именно в этот момент милиционеры, испугавшись угроз чекиста, решили его убить. Они затащили Афанасьева назад в комнату милиции и продолжили избивать до потери сознания.

Напуганный Селиванов опять доложил дежурному Сидорову новые подробности инцидента, а тот перезвонил начальнику 5-го отделения милиции майору Барышеву. У последнего был выходной, который он проводил, выпивая с коллегой. Услышав об избиении подчиненными майора КГБ, начальник отделения примчался на «Ждановскую», увидел избитого Афанасьева и принял решение замести следы преступления — убить задержанного. Рассохин предложил увезти Афанасьева в район поселка Пехорка возле железнодорожной станции Красково и бросить там, сымитировав ограбление. Милиционер знал, что в районе Красково находились ведомственные дачи КГБ, и предположил, что Афанасьев мог направляться именно туда. Барышев одобрил план и сам сел за руль. 

По пути через Люберцы его подозрительно нырнувшую в кювет «Волгу» даже попытались преследовать сотрудники ГАИ, но опытные милиционеры оторвались от погони. Возле дач у поселка Пехорка офицера спецслужбы вытащили из машины. По указанию Барышева Рассохин, Лобанов и Попов раздели Афанасьева и забрали из его карманов все содержимое, кроме блокнота, а потом, как им показалось, добили жертву монтировкой по голове. 

Несмотря на тяжелейшие травмы и десятиградусный мороз, на следующей день Афанасьева нашли — без сознания, но еще живым — и в критическом состоянии госпитализировали. Личность пострадавшего ни медикам, ни местным милиционерам была неизвестна. Еще через день милицейская следственно-оперативная группа провела осмотр места происшествия и обнаружила следы автомобиля «Волга», разбросанную одежду потерпевшего, а в кармане — блокнот. Оперативники позвонили по записанному в нем номеру, им ответил майор КГБ Горшков — один из коллег Афанасьева, накануне отмечавших его юбилей. Милиционеры официально сообщили о случившимся в КГБ.

Ложный след ЦРУ

Нападение на офицера центрального аппарата КГБ СССР само по себе было скандальным ЧП. Но на самом деле Афанасьев лишь по документам числился«заместителем начальника секретариата КГБ СССР». Работал он с системами защиты информации, признается годы спустя Калиниченко. И, хуже того, Афанасьев был уже вторым ценным сотрудником соответствующего подразделения КГБ, пропавшим в течение полугода. 

В мае 1980-го в Москве вместе с женой и несовершеннолетней дочерью исчез коллега Афанасьева майор Виктор Шеймов. Его продолжали безуспешно искать, предполагая, что офицер убит вместе с семьей — либо бежал за границу, взяв с собой родных. Последний вариант выглядел невероятным провалом контрразведки: за месяц до открытия Олимпиады засекреченный сотрудник КГБ сумел незаметно выехать из Москвы и покинуть страну. 

Версия бегства Шеймова однозначно подтвердилась спустя десятилетие, уже после распада СССР. В 1990-х он начал давать интервью западным СМИ, а позже опубликовал автобиографию «Оплот секретов: шпионский триллер из реальной жизни» (Tower of Secrets: A Real Life Spy Thriller). В 2000 году он даже подал в суд на ЦРУ, требуя от спецслужбы обещанный $1 млн (в своем иске он указывал, что получил всего $200 тысяч, однако разведуправление также оплачивало его жилье, машину и обучение детей). Интересы Шеймова представлял юрист, отставной директор американской разведки Роберт Джеймс Вулси; стороны в итоге согласились пойти на мировую, а Шеймов и Вулси стали деловыми партнерами, основав IT-компанию Invicta Networks.

Однако тогда, в 1980-м, два подряд инцидента с сотрудниками одного подразделения КГБ не могли показаться руководству простым совпадением. К расследованию нападения на Афанасьева сразу подключились Следственный отдел КГБ и оперативные сотрудники 2-го Главного управления КГБ, отвечавшего за контрразведку. 1 января 1981 года избитый чекист умер в больнице, так и не придя в сознание. К тому времени контрразведчики уже знали, что никаких причин ехать в свой день рождения за город у Афанасьева не было, а живым его в последний раз видели контролеры со Ждановской.

Честь мундира МВД

В первые дни января председатель КГБ Юрий Андропов провел совещание, где его заместитель Георгий Цинев (он курировал следственный отдел спецслужбы) доложил: Афанасьев, скорее всего, пострадал в результате автодорожного происшествия, а уже после беспомощную жертву аварии могли ограбить. Эта версия вызвала резкое несогласие начальника контрразведки генерал-полковника Григория Григоренко, рассказывает Калиниченко. 

Иначе как защиту репутации МВД позицию следственного отдела КГБ трактовать было невозможно, уверен бывший следователь прокуратуры. Цинев был старым приятелем министра внутренних дел Николая Щелокова. Вместе с Брежневым они работали в партийных органах Днепропетровской области УССР, где все вместе встретили войну в июне 1941-го. 

Считается, что Брежнев добился назначения своего земляка первым замом Андропова неспроста: слишком сильной и независимой фигурой был председатель КГБ, а с 1973 года еще и член Политбюро ЦК — фактически высшего коллегиального органа власти в стране. 

Щелоков был не просто очередным министром внутренних дел — он был создателем той милиции, которую граждане СССР знали по кинофильмам и сериалам. «Место встречи изменить нельзя», «Рожденная революцией», «Анискин», «Петровка, 38», «Огарева, 6», «Следствие ведут знатоки» — все это снималось под личным патронажем Щелокова. Придя на должность руководителя Министерства охраны общественного порядка в 1966 году, он реорганизовал его в МВД, поднял зарплаты и ввел новую форму одежды; при нем — 10 ноября 1980-го — страна впервые посмотрела эстрадный телеконцерт ко Дню милиции. 

Однако забота об имидже ведомства имела и оборотную сторону — в эпоху Щелокова в МВД привыкают систематически укрывать преступления сотрудников. «Еще работая на Украине, в Запорожье, я столкнулся с массовым укрытием преступлений, которые совершали работники милиции», — вспоминает Калиниченко. Руководители — вплоть до начальников УВД — делали все возможное, чтобы не дать хода делам в отношении своих подчиненных; от прокуроров не скрывали, что такая политика санкционирована самим Щелоковым. 

«Отлично помню, как начинались первые конфликты областных прокуроров и начальников милиции в годы такой лакировки действительности, когда скрывались и убийства, и изнасилования. Политика партии была убирать обоих, если не договорятся между собой», — говорит Калиниченко. Постепенно и в прокуратуре свыклись с мыслью: милиционеров сажать нельзя.

Калиниченко вспоминает, как, работая следователем прокуратуры в Запорожье в середине 1970-х и расследуя убийство «знаменитой местной торговки подсолнечным маслом» в Бердянске, он вместе с оперативниками уголовного розыска вышел на убийцу — старшего инспектора ОБХСС Бердянского ГУВД Ткаченко, а далее — на хорошо организованную банду сотрудников милиции. 

«У нас следственно-оперативная группа: начальник розыска, старший оперативник по особо важным делам и я. Приезжают к нам замначальника ГУВД области по оперативной работе, зампрокурора области и устраивают совещание. Доказательства у нас все есть, но нам начинают выкручивать руки. Если бы по такому делу на месте задержанного был простой мужик, а доказательств бы не было никаких, была бы команда: “Задерживай! Если что, потом выпустим”, — рассказывает Калиниченко. — Но в этот раз была совершенно обратная картина: “Ты перебарщиваешь”, “Надо оценивать доказательства критически”. Я начинаю артачиться. Решение о задержании я могу принять сам, но на арест мне нужна санкция прокурора города, а я вижу, что он уже их игру принимает. Он дорожит своей должностью и карьерой. Ему это зачем? Он никому не нужен на своем месте, если не умеет находить компромиссы с милицейским начальством. Но я продолжаю артачиться, меня поддерживают ребята — милиционеры-оперативники из розыска. Тогда зампрокурора области объявляет перерыв, говорит: “Пойдем, погуляем… Зачем тебе это нужно?”. Мы раскрываем банду с убийством. Как зачем?! “Ты хороший парень, умный, у тебя впереди серьезная карьера. Я дам тебе совет: остановись! Такова политика. Их уволят потихоньку, но дело заводить нельзя”. И я согласился на это. Как меня потом ребята, сами же милиционеры клеймили: “проститутка”, “предатель” и так далее.

Потом было убийство рабочего-армянина участковым. Блестящее раскрытие было. Звонит нам прокурор области, говорит, начальник ГУВД облисполкома — молодой генерал-майор Юрий Титаренко выезжает срочно на место. Юра был еще и племянник секретаря ЦК Компартии Украины. У нас с ним сложились прекрасные отношения, еще когда он был только замначальника милиции в области. Он у меня очень тактично попросил разрешения поприсутствовать на допросе. Естественно, я ему не стал отказывать. Участковый у меня к тому времени уже был задержан. Там бытовой конфликт из-за бабы, выстрел из охотничьего ружья. Объясняю задержанному: там-то и там-то во столько-то вы встретились, он — труп, ты — живой. Вопрос: стрелял ты, или кто-то еще был с тобой? Участковый уже бледнеет, потеет, готов все рассказать.

Генерал видит, что сейчас расколется милиционер, и говорит ему резко: “Самохвалов, все против тебя, но я не верю!” Тот вскакивает: “Товарищ генерал, это не я!”. Генерал уехал, мы продолжали работать дальше. Ночью приехал прокурор области и сказал мне: “Титоренко был на приеме у первого секретаря райкома и сказал, что опять Калиниченко«с ветром в голове» подозревает сотрудника милиции”. Еще, по его словам, якобы назревали массовые беспорядки на национальной почве: погибший же был армянин, а там было много тогда армян на стройке. Первый тогда сказал прокурору области: “Если будут беспорядки, то и Калиниченко, и ты положите партбилеты на стол”. Мы участкового тогда отпустили, но когда его уже уволили, а это было сделано сразу, мы с оперативниками подлетели к нему на машине, сбили дверью, затащили в машину, и там он у нас признался».

Как попасть в прокуратуру

В КГБ прекрасно осознавали, какое противодействие расследованию гибели Афанасьева будет оказано, и на каком уровне — если под подозрением окажутся сотрудники милиции, то скандал заденет личную репутацию министра Щелокова. Однако с учетом исчезновения Шеймова и специфики работы его погибшего в Подмосковье коллеги речи о том, чтобы пойти на поводу у руководства МВД, быть не могло. Понимая, какую позицию занял отвечавший в КГБ за следствие друг Щелокова Цинев, Андропов принял решение передать дело прокуратуре. Официально это мотивировалось тем, что при расследовании может пригодится скорее прокурорский опыт работы с криминалом, в то время как следователи КГБ привыкли вести дела иного рода — о шпионаже и госизмене. Впрочем, оперативное сопровождение по делу все равно оставалось за контрразведкой.

Генеральным прокурором СССР тогда был Роман Руденко, выступавший обвинителем от СССР еще на Нюрнбергском процессе. Должность он занял в 1953 году и оставался на ней вплоть до своей смерти 23 января 1981 года. В ближний круг Руденко входили его преемник Александр Рекунков и курирующий следствие заместитель Виктор Найденов — именно под их руководством с подачи КГБ позже начнется расследование самых громких дел о коррупции в высших советских и партийных органах. 

Приняв переданное из КГБ дело, Найденов позвонил Калиниченко — на тот момент самому молодому следователю центрального аппарата Прокуратуры СССР. Он проработал в Москве меньше года и не успел обзавестись здесь личными связями — зато успел хорошо зарекомендовать себя в сложной политической интриге с участием первого секретаря ЦК Компартии Азербайджана Гейдара Алиева. В 1979 году бывший начальник республиканского следственного отдела КГБ, прокурор Азербайджана, участник Сталинградской битвы Гамбой Мамедов прямо с трибуны Верховного Совета республики назвал Алиева преступником и рассказал о коррупции в верхних эшелонах местной власти.

Алиев дал команду возбудить против Мамедова дело, но никакого компромата на того найти не удалось. Чтобы придать преследованию прокурора хоть какое-то подобие законности, в ЦК Азербайджана подняли все анонимные доносы на Мамедова, которые когда-либо поступали в партийные органы. Мамедов бежал в Москву, где превратился в неудобного правдоискателя: стал ходить по инстанциям, повсюду доказывая свою невиновность. Что дело Мамедова сфабриковано, было очевидно всем — как и то, что закрыть его без личной санкции Алиева не выйдет. Найденов не хотел впутывать своих сотрудников в региональную политическую борьбу и поручил переговоры отличившемуся в сложных делах следователю с Украины. Калиниченко успешно провел встречу с Алиевым и получил приглашение в центральный аппарат союзной Прокуратуры.

«Как бы они не убили следователя»

Не менее деликатная политическая ситуация складывалась и вокруг гибели Афанасьева. Найденов поручил Калиниченко приостановить все текущие расследования и сосредоточиться на деле о странной смерти офицера КГБ. Приехавшие в Прокуратуру представители спецслужбы, вспоминает Калиниченко, не скрывали своей обеспокоенности: контрразведка подозревает в убийстве милиционеров со Ждановской, МВД возглавляет приближенный Брежнева Щелоков, его зам — зять генсека Юрий Чурбанов, а в самом КГБ раскрытию дела препятствует Цинев.

За несколько дней вместе с начальником розыскного отдела контрразведки Олегом Запорощенко Калиниченко разработал план обысков и задержаний. Мероприятия держались в глубокой тайне до назначенного дня — 14 января 1980 года, когда ранним утром большая группа прикомандированных следователей собралась в следственной части Прокуратуры СССР. Каждый получил запечатанный конверт с персональным заданием. Каждого следователя сопровождали оперативники КГБ. Вместе они расселись по «Волгам», припаркованным в районе Пушкинской площади. Только после этого разрешалось вскрыть конверты. По местам работы и проживания подозреваемых начались задержания и обыски.

«Милиционеров везли в СИЗО КГБ Лефортово, сопровождение зафиксировало слежку за мной. “В МВД опешили: Прокуратура СССР проводит по Москве обыски и задержания милиционеров. Стали звонить, выяснять, кто проводит обыски. А кто? Какой-то молодой ***** [чудак] с Украины», — рассказывает Калиниченко.

Зафиксировав слежку за следователями, замначальника контрразведки КГБ Николай Удилов по поручению Андропова поехал к Щелокову. Вместе с приятелем министра Циневым он передал ему просьбу «прекратить безобразие». «Как рассказывал мне Удилов, Цинев зашел к Щелокову в кабинет, о чем они говорили неизвестно, но когда вышли, Щелоков сказал Удилову, танкисту, герою войны: “Вы знаете, это все не мои ребята”, — а мы документировали его ребят. — “Это все ГУВД Мосгорисполкома. Их фокусы. Я меры приму, но боюсь, как бы они не убили следователя”. Я тоже нормальный человек, не Александр Матросов, конечно, но Удилов успокоил меня, сказал, что доложил о словах Щелокова Андропову, и тот принял решение, чтобы следователя охраняла группа “Альфа”. Я до этого о ней ничего не слышал», — вспоминает Калиниченко.

По его словам, угрозу в КГБ восприняли очень серьезно; иногда это приводит к курьезам. Так, чтобы задокументировать слежку, следователь получил задание зайти в общественный туалет в кинотеатре «Встреча» на Садовой-Черногрязской. Бойцы спецподразделения КГБ следили за обстановкой из машины на улице. Калиниченко на всякий случай снабдили газовым пистолетом — от боевого он отказался, опасаясь выстрелить в кого-нибудь «с перепугу».

«Очко же играло в такой обстановке, если честно говорить, — признает бывший следователь. — Я спускаюсь в туалет по ступенькам. Достаточно темно там. Иду в напряжении. Захожу, сажусь на унитаз. И вдруг слышу в соседней кабинке женский разговор. Я понимаю, что с перепуга пошел вместо мужского в женский туалет! Комитетчики в машине умирают от смеха: “Завтра Щелокову доложат, что ты педофил или гомосек какой!” Второй случай в Строгино был, где я жил в стандартной двенадцатиэтажке. Меня альфовцы инструктировали: поднимаешься, из лифта сразу не выходишь, выжидаешь секунд 30-40, потом выглядываешь, если нет никого, ты с обнаженным пистолетом выходишь и первым делом смотришь, не прячется ли кто возле мусоропровода. Если есть, то стреляешь, не раздумывая. Я выхожу так и справа вижу человека — это мой сосед курит.

Он работал тогда в Моссовете. Стрельнул сигарету у него, и в этот момент из соседнего грузового лифта вылетают три амбала: в руках оружие, которого я никогда в глаза не видел. У меня, грубо говоря, яйца под пяткой. Замираю. Я ж не к такому варианту готовился. И первый из них меня спрашивает: “Владимир Иванович, у вас все в порядке?” Да, говорю. “Извините”. Заскакивают назад в лифт и сразу уезжают. Сосед бледный стоит: “Володь, это что такое было?”. Говорю, мол, это меня охраняют так. “**** [не хотел бы] я такую работу”, — прокомментировал сосед.

У меня дочка любит говорить, что папа привирает. Она тогда в первом классе училась. Тогда я ей напоминаю про охрану. У нее школа была метров 600 от дома. Ее возили в школу на “Волге”. и заводили в класс альфовцы. Она мне жаловалась: “Пап, на меня дети в классе говорят, что у меня отец начальник какой-то, раз меня в школу на «Волге» привозят и увозят. Не делай так, мне стыдно. Я хочу ходить как все”. Спустя годы, мы подружились с оперативниками-комитетчиками. Они мне рассказали еще, как принесли по результатам прослушивания моих кухонных разговоров справку-меморандум о моем отношении к политике партии и так далее. Показали ее Андропову. Он прочитал, улыбнулся и сказал им отстаньте вы от этого “нормального советского парня”. Я же тоже предполагал, что могут слушать, старался вести себя естественно, без рисовки. Критиковал, естественно, происходившее в стране. Если бы начал играть какую-то игру, в КГБ люди неглупые, профессиональные — поймут, что ты рисуешься. Какое тогда к тебе доверие?».

Две головы

По словам Калиниченко, подозреваемые милиционеры — Лобанов, Попов, Рассохин, Возуля, Телышев, Селиванов — категорически отрицали даже факт задержания Афанасьева. Тем временем сотрудники станции «Ждановская» уже дали показания об обратном. Узнав об этом, задержанные поменяли позицию: теперь они говорили, что передали избитого Афанасьева бригаде медвытрезвителя, которая его куда-то якобы и увезла. 

Во вторую версию Калиниченко поверил и даже добился ареста начальника дежурившей в тот день бригады ближайшего вытрезвителя Гречко. Только после очных ставок следователю стало понятно, что в СИЗО оказался невиновный человек; Гречко из-под стражи освободили, как и милиционера Селиванова, не участвовавшего в преступлении. Дело против них было прекращено. Зато через месяц был арестован организатор убийства — майор Барышев.

Начальник прокурорского следствия Найденов долго не решался подписать постановление об аресте руководителя 5-го отделения милиции на Метрополитене. После долгих уговоров он закрылся в кабинете один на один с телефонными аппаратами.

«Найденов сказал: “Учтите, Владимир Иванович, в этом документе — моя голова”. Удовлетворенный тем, что санкция на арест Барышева получена, я заметил Найденову, что прежде всего на этом постановлении стоит моя подпись и, наверное, первая голова в этом документе — тоже моя. Найденов как-то тоскливо посмотрел на меня и произнес фразу, которую я буду помнить всегда: “О вашей голове я вообще ничего не говорю”», — напишет Калиниченко в своих воспоминаниях.

80 уголовных дел

Один из арестованных, старший сержант Лобанов, портрет которого висел на милицейской «доске почета», оказался «хроническим алкоголиком, сифилитиком и убийцей». За несколько лет до гибели Афанасьева он ударами молотка по голове убил случайного собутыльника у себя дома, лег спать, на следующий день расчленил тело жертвы и попытался раскидать останки по всему городу. Лобанов хранил у себя в комнате туфли и перчатки погибшего. Это серьезно укрепило позиции следствия в противостоянии с милицейским ведомством.

Найденов сообщил о результатах расследования в МВД — но не Щелокову, а зятю Брежнева Юрию Чурбанову, отвечавшему за кадровую политику. «И вот только тут я стал догадываться, что Юрий Михайлович ведет свою игру по отношению к Щелокову и откровенно интригует против министра, ибо лично Чурбанов провел коллегию ГУВД Мосгорисполкома, на которой “метал гром и молнии”. И по его настоянию из органов внутренних дел столицы было уволено, как мне говорили, около 500 человек», — пишет Калиниченко.

За время следственных мероприятий по делу об убийстве на Ждановской были выявлены также грабежи, разбой, изнасилования и даже умышленные убийства, которые совершали не только работники милиции на Метрополитене, но сотрудники территориальных отделений. К концу следствия Калиниченко выделил в отдельные производства уголовные дела в отношении 80 сотрудников милиции, подозреваемых в тяжких преступлениях. Само дело Афанасьева направили в суд, где во избежание побега подсудимых конвой впервые заменяли бойцы «Альфы».

В июне 1982 года по делу Афанасьева был вынесен приговор. Четверо непосредственных исполнителей убийства — Барышев, Лобанов, Попов и Рассохин — были приговорены к расстрелу. На оглашение приговора пригласили руководителей Московского ГУВД. Занявший место покойного Руденко генеральный прокурор Рекунков поручил подчиненным подготовить по результатам расследования докладную записку в ЦК КПСС. Ее выступавший на процессе гособвинитель прокурор Белевич отвез заведующему сектором органов внутренних дел административного отдела ЦК КПСС генерал-лейтенанту Альберту Иванову. Летом 1982 года труп Иванова нашли в его квартире с [Роскомнадзор] в голову и валявшимся рядом наградным пистолетом от Щелокова. 

Широкой огласки дело так и не получило — что не помешало убийству на Ждановской обрасти слухами и легендами. На следующий День милиции — 10 ноября 1982 года — умер Брежнев, а еще через месяц — 17 декабря — Щелоков был освобожден с поста министра. Проведенная по указанию его преемника Василия Федорчука комплексная проверка деятельности МВД СССР в период руководства Щелокова выявила массу злоупотреблений милицейских чинов по всей стране. Летом 1983-го Щелокова вывели из состава ЦК КПСС, а еще через год исключили из партии, лишив звания генерала армии, Героя социалистического труда и всех наград, кроме боевых. На следующий день бывший министр [Роскомнадзор] из охотничьего ружья. 

Только 1989 году журнал «Юность» опубликовал очерк Калиниченко. Прочитав его, режиссер Суламбек Мамилов предложил следователю написать сценарий фильма «Убийство на Ждановской». Он согласился, но вышедшей в 1992-м картиной в итоге остался недоволен.

«Ничего общего с правдой о расследовании дела в фильме нет. В сценарии почти все по-иному, а самое главное, вместо ведомственных и политических интриг, характерных для советской действительности, фильм получился неким подражанием западным образцам», — писал бывший следователь.