Когда начнется новая Карабахская война

Когда начнется новая Карабахская война

Российско-турецкий конфликт, в данный момент проходящий в стилистике холодной войны с использованием “гибридного” инструментария, способен в ближайшие годы круто изменить судьбу Южного Кавказа.

Конфликт в Нагорном Карабахе не только остается инструментом стигматизации Россией всего политического пространства на Южном Кавказе, но и рационально встраивается в курс Москвы на разрушение существующего мирового порядка.

Российско-турецкий конфликт, в данный момент проходящий в стилистике холодной войны с использованием “гибридного” инструментария, способен в ближайшие годы круто изменить судьбу Южного Кавказа. Несмотря на то, что регион весь постсоветский период рассматривался как конфликтогенный и пережил четыре вооруженных столкновения с участием регулярных армий, еще недавно российско-грузинский и армяно-азербайджанский конфликты рассматривались как системные и условно замороженные (хотя весь последний год ситуация в Арцахе-Карабахе продолжала деградировать). Обострение отношений между Москвой, чье вторжение в Сирию на стороне “недосвергнутого” диктатора Башара Асада, который, как теперь окончательно выяснилось, торгует нефтью с Исламским Государством при посредничестве компаний, принадлежащим российским гражданам – дополнено двумя важными событиями в странах Южного Кавказа и одним симптоматическим политическим заявлением, прозвучавшим в российской Госдуме, пишет .

Во-первых, президент Азербайджана Ильхам Алиев уверенно поддержал в навязываемом Анкаре Кремлем противостоянии своего турецкого коллегу Реджепа Эрдогана. Невзирая на логичность этого шага – Турция не только крупнейший партнер Азербайджана во всех мыслимых сферах взаимодействия, но и государствообразующие нации двух стран являются близкородственными (хотя стоит учитывать и распространенность в Азербайджане шиитской версии ислама) – маневр Баку несет в себе определенные риски. Дело в том, что за последние три года, реализуя сложную, но прагматичную политику многовекторности (в ее рамках “полюсами тяготения Азербайджана выступали Турция, США, Россия, Саудовская Аравия и другие страны Персидского залива и ЕС) Баку втягивался в откровенный флирт с Москвой.

Это проявлялось и в объемных сделках в сфере торговли оружием, и в проработке перспектив появления на территории республики новых объектов радиолокационной инфраструктуры ВС РФ, и изучения возможностей Евразийского Союза. Параллельно Азербайджан – в рамках той же концепции реализации своего регионального лидерства на Южном Кавказе – пытался выстроить собственную модель сотрудничества с ЕС, используя возможности Восточного партнерства (ЕаР), ключевым элементом которой является строящийся трансанатолийский газопровод (ТАР). Падение цен на нефть и газ, а также нарастающий разрыв России с существующей системой международного права и межгосударственных отношений много месяцев подряд сужает поле для маневра, в котором действует Баку.

Печальным символом завершения эпохи тонких риторических намеков и поведенческих полутонов, которыми мастерски пользовался Азербайджан – может служить взрыв нефтедобывающей платформы на Каспии, приведший к многочисленным человеческим жертвам. Расследование причин этого инцидента затянется надолго, но как доказанное участие российских спецслужб в организации массовой террористической деятельности в Украине, так и начало прозрения западных государств в отношении истинного масштаба связей между Москвой и ИГ, а также “Хезболлой” наталкивает на определенные соображения. Дела на Южном Кавказе – как двумя годами ранее в Восточной Европе – начали приобретать серьезный оборот, и азербайджанский курс на многовекторность быстро теряет смысл.  

Особенно в силу того, что, во-вторых, “узкое место” в виде конфликта в Нагорном Карабахе – не только не утратило свою актуальность в качестве инструмента стигматизации Россией всего политического пространства на Южном Кавказе, но и рационально встраивается в самоубийственный курс Москвы на разрушение всей системы договоренностей, слагающих мировой порядок, установившийся после завершения холодной войны.

Однако, важно понимать, что само по себе разогревание армяно-азербайджанского конфликта не является целью Москвы, хотя бы в силу того, что патовая ситуация на востоке Украины и в Крыму, в Приднестровье, а также в Сирии, рост напряженности на афгано-таджикской и афгано-туркменской границе – все быстрее растягивает и распыляет российский военно-политический потенциал.  Поджог Карабаха нужен Путину в более широком контексте гибридной агрессии против Турции – для руководимого тяжелыми подсознательными комплексами российского диктатора турецкий лидер Эрдоган мгновенно превратился в субъект гораздо более страстной ненависти, нежели руководство Украины, Барак Обама, сирийская оппозиция, или запутавшиеся в своих миротворческих, миграционных и антитеррористических проектах Ангела Меркель и Франсуа Олланд.

Отсюда и следует, что в потенциальный и многогранный южнокавказский конфликт Путин стремится втащить и Турцию, и даже Грузию, с которой в последние годы Россия не более чем препиралась по тупиковым вопросам торговли, передвижения пограничных столбов на оккупированных территориях и тесного сближения этой страны с НАТО. С таким интуитивным планом можно связать, в частности, слухи о передвижении российских военных частей в Армении к турецкой границе, некие очередные учения на Каспии, российские провокации на Босфоре, активизацию путинской агентуры в Тбилиси с целью дальнейшей скандализации того политического курса, который проводит пестрая “Грузинская мечта”.

Частота таких мелких ходов будет нарастать, в особенности это касается Армении, на днях путем референдума сменившей свою политическую модель на парламентско-президентскую, что не может не напоминать о сценарии, который воплощался в 2003-4 гг. в Украине.  При том, что сам по себе подобный транзит является скорее позитивной эволюцией развития политической системы республики, опыт постсоветского пространства показывает, что в условиях болезненной ирреденты России, смешанные формы правления в странах-наследницах СССР ослабляют внешнеполитическую консолидацию местной элиты. А ведь в Армении существует достаточно сильная оппозиция, способная в любом случае контролировать не менее трети парламентских мандатов.

В рамках вынужденной пророссийскости чуть ли не всех основных политических сил в республике, это позволит Москве – по крайней мере до начала по-настоящему обвальной экономической деградации в России – играть в Ереване на обеих сторонах политического расклада.  

Все вышесказанное подводит нас к тому, что, в-третьих, политика превращения Анкары в главного практического противника с долгой историей соперничества с Россией, системно удобного в такой роли для машины российской пропаганды и государственного терроризма, подменившей в Москве прочие институты власти – как члена НАТО, близкого союзника США с интересами в Сирии, на Южном Кавказе и в оккупированном Крыму – Кремль начал “пробовать воду” в квазиправовом пространстве гибридных действий против стран региона и Турции.

Это выражается в прозвучавшем на днях в Госдуме предложении денонсировать Карский договор 1921 года, заключавшийся при участии РСФСР грузинской, армянской и азербайджанской советскими республиками с Турцией и во многом устранивший почти столетие назад большинство вопросов, связанных с рисунком соответствующих границ. С одной стороны, Госдума в России – орган, не имеющий никакого прямого политического значения, да и выход из договора, появившегося задолго до Ялтинско-Потсдамских и Мальто-Мадридских договоренностей, выглядит очередной клоунадой утративших всякий международный авторитет российских политиков.  С другой стороны, в Думе озвучивается лишь то, что было ранее согласовано с администрацией Владимира Путина. Кроме того, Россия уже разрушила как Будапештский меморандум 1994 года, так и Большой договор с Украиной 1997 года, и завершает свой выход из системы международного права – так что ничего не мешает ей в своем искривленном миропонимании перейти к таким отношениям с Кавказом и Турцией, которые характеризовали эпоху существования империи Романовых и Оттоманской Порты.

Похоже, это начинают понимать и в Анкаре, которая в риторике пока еще стремится к возвращению недавнего статус-кво, но на практике обсуждает закрытие проливов для российских военных кораблей и перебрасывает войска к сирийской границе (а также, ограниченно – в Иракский Курдистан). Нетрудно предположить, что вскоре Турции придется усилить и свои восточные границы, а также, в условиях медлительности Вашингтона, инициировать новую концентрацию политических контактов с Азербайджаном и Грузией, над которыми нависла угроза российского терроризма и других проявлений гибридного вторжения.  

Важный аспект, в котором масштабное обострение в северном, восточном и южном Причерноморье затрагивает украинские интересы – это блокада оккупированного Крыма. Отказ от нее может вызвать теперь тяжелые последствия, поскольку политика даже частных и мелких уступок в отношениях с Россией не работает. Между тем, облегчение положения Крыма несомненно простимулирует Россию использовать оккупированный полуостров как плацдарм для нападений на Грузию (как уже было в 2008 году) и Турцию (как исторически было в досоветский период – всегда). А ведь достаточно спонтанное, хотя и давно предсказанное и вполне естественное формирование альянса по мотивам предложенного еще Пилсудским проекта Междуморья, с участием Киева, Анкары, Тбилиси и Баку (с подключением других региональных структур) является безусловно оптимальным развитием событий в рамках необходимости сдерживания российского агрессора, окончательно превращающегося в страну-изгоя, бросившего вызов миропорядку, возникшему на руинах Третьего рейха.

http://politrada.com/