«Можно подумать, что я варвар, сумасшедший. А на самом деле, как все, — обычный человек»

— С чем вы идете на выборы в Госдуму? Что бы вы хотели предложить как депутат от «Единой России»? Как улучшить жизнь россиян? — У нас каждая партия указывает в качестве своих целей и задач — «спасти Россию», но все заканчивается пшиком. Нет, я ничего экстрабонусного не обещаю. Все уже предложено, известно, и я надеюсь, что у петербуржцев есть определенное отношение к тем ценностям, которые важны для меня. Вопрос лишь в том, как корректно и правильно донести мою позицию. Зачастую пишут <обо мне> не совсем корректно. Но я не склонен винить журналистов: они делают свою работу, им нужно, чтобы было интересно, однако есть очень большая разница между тем, какое <у журналиста> отношение ко мне до личной встречи и после. Ведь если почитать всю эту помойку обо мне из интернета, то я, можно подумать, такой варвар, сумасшедший — непонятно, кто больше. А на самом деле ведь — обычный нормальный человек, как и многие. — Как в таком случае стоит расценивать ваши радикальные инициативы? — У меня из радикального — только одно. Есть в Петербурге такая майская традиция: горожане прогоняют бесов, одетых в радужные цвета. Все получают большое удовольствие — мы, полицейские, либералы. Что у меня еще радикального? Я уже давно перестал кормить троллей, перестал выкладывать фотки с Донбасса, куда я езжу каждый месяц, а то и чаще. А то ведь пишут всякие в прокуратуру, что я взращиваю боевиков. — А какое отношение Донбасс имеет к Петербургу, к вашей работе в местном Заксобрании? — Донбасс — наша общая тема, я как петербуржец и ленинградец говорю. Моя мать провела в блокаде 900 дней. Я не могу видеть на своей родине наступление фашистской чумы. — Вы считаете Донецк и Луганск своей родиной? — Конечно, считаю! Мы единая страна. Из-за того, что трое алкашей в 1991-м, наплевав на волю народа, подписали бандитское соглашение, та страна не перестала быть для меня родиной. И Горловка, в которой я часто бываю, где мои друзья и помощники, — тоже моя родина. У меня там даже есть гуманитарный пункт. — В таком случае вам, может, прямо туда стоит переехать и поработать? — Видите ли, в чем дело: я депутат Заксобрания Петербурга, и поэтому <здесь будет> вмешательство российских политиков в дело суверенного государства… — Суверенное государство? Вы же сами сказали: там ваша родина. Какие могут быть условности? — Родина-то да. И когда ее защищаешь, условностей нет… Но, понимаете, это может быть воспринято нашими врагами как свидетельство российского вмешательства <в дела Украины>. Одно дело — когда ты доброволец, а другое дело — когда приходишь туда в качестве должностного лица. Я считаю, что жители «ДНР» и «ЛНР» сами способны выбирать из своего числа людей, которые будут их депутатами. — Виталий Валентинович, вы стали известны в конце 2000-х, когда ультраконсерватизм стал мейнстримом, когда осуждение Запада и Европы стало нормой для политиков. А в 90-х годах вы ведь были классическим демократом. — Подождите. Я осуждал Европу? Упаси бог! Я самый что ни на есть хранитель европейской традиции, тогда как нынешняя Европа — не хранитель, извините, а хрен знает что. Леваки, антифа, гомосеки, помноженные на толерантность, вот что это такое. Добрая европейская традиция отличается от нынешних ошибочных стандартов. Я даже фрау Меркель перестал считать христианским демократом, она больше не имеет права так себя называть. Я христианский демократ, а она ни пса не христианский демократ. Что насчет 90-х, то тогда вопрос разложения устоев не стоял так остро. Я помню, как в 1994 году выгоняли руководителя молодежной организации христианских демократов Норвегии за то, что он оказался гомосеком. Это было нормальным. Это не мы поменялись, а мир изменился. Хотя и я достаточно сильно изменился, набрался ума. Но крен в мире в нулевые годы стал так велик, что понадобился наш духовный цемент, чтобы не дать обществу деградировать. Мои идеи — это нормальная защитная реакция организма. Я борюсь против пропаганды разврата среди несовершеннолетних, чтобы дети гадостей не видели. А так мне вообще все равно, кто какой ориентации, если это не прет наружу. Я, например, вчера узнал, что один классный актер, который играл в классном боевике, — он голубой. И ничего. Нету здесь для меня проблемы. Другое дело, бывает, собираются у нас в маленьких кинотеатрах активисты за деньги европейских посольств и консульств и смотрят там про извращенцев — это мне не нравится. Фильмы эти показывать не надо. — Почему им нельзя собираться на деньги посольств? Они вам мешают? — Это вредно для общества. И, поверьте, у меня нет никакой паранойи на эту тему. Я что, думаете, не знаю, как это работает? Господи, в 90-е годы половина партий жило на подсосе у Запада. Сидели на финансировании фондов всяких — Аденауэра там, Людвига Эрхарда… И сейчас либеральные организации тоже получают поддержку. Но я не НОД, не буду бегать с флагом и искать предателей. Мы в Петербурге живем и даже слово «национал-предатель» произносим с достоинством. — В 90-е годы — опять же напомню — вы были демократом, хотя и христианским. Прогрессивные взгляды, помощник Старовойтовой, тусовались с либералами. Что же произошло, Виталий Валентинович? — Знаете, есть два вида трансформации. Одни — наследники духовного пути апостола Павла, а другие, так сказать, — наследники Юлиана Отступника. Так вот у меня нормальный процесс вхождения в церковь, возвращения к истинным ценностям. Ты взрослеешь и понимаешь, что для тебя ценность — семья, Родина, твои дети. А путь другой — есть у человека семья, а он ее бросает и женится во второй, третий, четвертый раз. Моя позиция теперь — это позиция христианина, православного человека. Или вы думаете, это комфортная позиция?! Когда меня в интернете обливают грязью, когда каждая писака пытается опубликовать ложь? Когда Ольга Романова пишет бред про меня… — А вообще вы следите за всем, что про вас пишут? — Да нет, просто открыл сегодня Twitter… Да плевать я хотел на нее! Я даже не знаю, кто это, Господь оградил от знакомства с ее талантом. Но вот она публикует фотографию, где Энтео целуется по-христиански с каким-то мужиком. Может быть, Ольга слаба зрением или мозгами и поэтому пишет: «Смотрите, Милонов целуется с Энтео!» Как ее только муж из дому выпускает. А насчет 90-х, то, сидя в ленинградской коммуналке, я никаких бонусов особых не получил вообще. У меня был набор убеждений, юношеский максимализм, который позволителен. Время все-таки было революционное, тотальная демократическая пропаганда. Но я не жалею, потому что увидел истинную суть. Моя демократия тогда закончилась со смытой кровью Галины Васильевны Старовойтовой на набережной. Демократия — она вот к этому приводит, к крови Старовойтовой и к бандитам, которые окормились тогда в Петербурге! К иудушкам из «Яблока», которые затравили Собчака. Демократия погубила и его, и Маневича. — Давайте все-таки тогда ближе к вам развернем тему. Не так давно был убит петербургский активист и журналист Дмитрий Циликин. Его гибель многие связывают как раз с вашей агрессивной антигейской риторикой. — Смешная вещь! — Совсем нет. Из-за вашего проповедничества убили конкретного человека. — Пусть говорят, что хотят. Один конкретный человек убил другого конкретного человека. Это их гейские разборки. Про Циликина я узнал, только когда он умер. Он пригласил к себе в гости какого-то мужика и явно не для чтения Цветаевой, а дальше случилась какая-то сексуальная разборка. Не думаю, что его убили гомофобы. Такое часто бывает, когда голубые журналисты спорят со своими любовниками, и те их убивают. Девиантные они люди. Поэтому ну вот был какой-то Циликин. Злобный карлик был Циликин. — Он уже умер, вы успокойтесь. — Сталин тоже покойник, а тем не менее демократы какими только словами его не называют. Пусть тоже успокоятся. — Демократы, в отличие от вас, не столь верующие люди. — А я этого Циликина никак не оскорбляю, просто говорю, что он был злобным человеком. — Вы не ощущаете никакой ответственности за его гибель? — А почему я должен ощущать? Я даже его не знал. Его знал мой тесть. Они писатели, были знакомы. Но мне этот Циликин не интересен. Скажу только, что в путинской России находят преступников, а в демократической России 90-х — нет. Это в путинской России нашли и посадили Барсукова-Кумарина, дали 22 года, даже убийц неприятного мне подстрекателя революций Бориса Немцова нашли. — А заказчика? Я вам сейчас назову десяток политических убийств из нулевых, когда не нашли до сих пор никого. Поэтому давайте дальше про Питер. Недавно по городу прокатилась волна покушений на гражданских активистов, был даже сайт, где на людей собирали досье. В организации нападений также подозревают близких к вам лиц. Что вы скажете? — Это вообще не моя тема. Что вы прицепились? Тем более новых фактов нападений давно уже нету сейчас. Были конкретные результаты <расследования> и конкретные заявления. Теперь нападений нет. — Сбавили обороты? — Просто успокоились эти прозападные недоноски и больше, видимо, не высовываются. — Все, что вы сейчас сказали, а главное — как сказали, вам не кажется, что это вообще не имеет ничего общего с христианским гуманизмом? Вот эти ожесточенность, злорадство. — А чем я ожесточаю? Тем, что проповедую нормальные семьи? Что я защищаю наших детей? Да, я против торговли нашими детьми, против иностранного усыновления. Я имею право это говорить, а кто меня критикует, не имеет права. У них и детей-то нет чаще всего, у опарышей этих, понимаете ли. У меня четверо детей, двое усыновленных, я имею право! Чем я ожесточаю? Тем, что выступаю за изучение в школе иной теории <происхождения мира>, чтобы детей не отворачивать от Бога, чтобы атеистическое меньшинство не маскировалось под светскость? Светское государство должно давать выбор. Почему, например, в школе могут читать Мандельштама и не могут читать Новый Завет? Давайте и то, и другое, тем более что вся русская культура пропитана христианством. Пушкин… (Пауза.) Да любой русский писатель не мог представить себя без Бога! — При этом Пушкин был развратным типом. Как жил, что говорил и нередко писал. — Александр Сергеевич — это пример христианина. Да он был повесой, гулёной. Но мы все несовершенны. Христианина и отличает то, что он стремится видеть тот фаворский свет, стремится найти Бога. У каждого человека путь к Богу тяжелый. У многих святых есть такие факты в биографии, которые делают из них совсем не святых. Мы же судим, как все сложилось в результате. — Какое удобное у вас христианство. — Почему удобное? Путь к Богу и спасению тяжелый. То же и про образование скажу. Вот те, кто сейчас пытается быть трендсеттерами образовательных течений, они же внучки коммунистических работников. Выкидывают веру из образовательного процесса. — Выкидывают? А как же новый министр? — Так и слава Богу! Слава Богу, поставили такого человека! Я на протяжении двух лет уже говорил, что образование в России утратило свою функцию и переросло в прозападный информационный процесс, когда накачивают детей информацией без возможности дать воспитание. Уничтожена была пионерская организация, никто не занимался детским обществом. И так до сих пор — хорошие учителя, но отсутствует воспитательный момент. Поэтому я свою дочь вот специально отдал в православную гимназию, чтобы она развивалась гармонично. — Вообще где, по-вашему, заканчиваются права верующих и начинаются права остальных? — А вы давайте не маскируйтесь под большинство. Оно-то в стране как раз верующее. И эти либеральные лязги о том, сколько людей ходит причащаться по воскресеньям, давайте не будем на это смотреть. Потому что большинство считает себя верующими. — Считать себя верующим и по-настоящему им являться — наверное, это разные вещи? — Коллектив «Жан-Жака» тоже считает себя либералами, однако ни пса они ими не являются. — Среди них, кстати, тоже очень много тех, кто считает себя верующими. — Ой да ладно! Это такие московские верующие. — А какая разница? По-вашему, раз считают себя верующим, то и являются. У них тоже свой путь. — Просто в Москве очень много таких детей, которые выросли в элитарных номенклатурных кварталах, МГИМО у них там, «жизнь удалась», внучки условных Троцких, Бухариных и прочих подонков. И вера у них гуманистическая. И Господь у них заменен на такого, знаете, хипстера с фалафелем на велосипеде. — Давайте к цифрам. В России верующих гораздо меньше, чем в Европе. А если считать тех, кто хотя бы еженедельно ходит в церковь, получится еще меньше, чем в Швеции. — Вы человек невоцерковленный, как я вижу. Вы поймите, не так считают! Это все равно что мы сейчас будем считать иудеев и посетителей синагоги. Не все евреи ходят в синагогу, хотя считают себя иудеями. Православный человек тоже тот, кто считает себя православным. А вы сейчас манипулируете: не ходят, мол, в церковь, не соблюдают обряды. А ну и что? В России показательно другое — советское атеистическое общество за считаные годы возродилось в нормальное, и люди вернулись к вере. Россия — единственная страна, где строятся храмы, а не разрушаются, как в Швеции, где вообще полная утрата христианства, его там заменили на абсолютный гуманизм. — Почему вы разделяете христианство и гуманизм? — Потому, что ваш гуманизм — это набор фейковых заманух. Конфеты со вкусом клубники. Современное христианство не требует этих дополнений <в виде гуманизма>. А в Швеции это как раз и произошло. Мало того, что епископ Стокгольма — баба, так еще и лесбиянка. Это пример того, как люди потеряли стыд и совесть. Вы спрашиваете о правах неверующих. Никто же им не мешает не верить. Я же не мешаю им жить, как они хотят. Пусть ведут себя прилично. Мы вот идем с крестным ходом, а неверующие могут не идти с крестным ходом, никто их не заставляет. И для нас наличие неверующих в обществе очень важно, мы стремимся их убедить. Моя задача — постоянное миссионерство. Атеисты — люди не презренные, потому что я сам был неверующим. И я бы не хотел, чтобы ко мне агрессивно относились и били палкой. Апостол Павел был вообще гонителем христиан. Поэтому в каждом гонителе мы должны видеть потенциального апостола. — Ситуация с вопиюще бездонным бюджетом «Зенит-арены». Как депутат от партии власти, что вы предпринимаете для разрешения ситуации с долгостроем? — Знаете, не моя это тема. Мне своих достаточно. А насчет стадиона — я не рубил с него пиаровских бонусов, не фотографировался там в красивых касках, когда он еще строился, а теперь не хочу делить антибонусов, когда там черт-те что. — Так ваш интерес исключительно в пиаре? — Ну… Просто зачем мне туда лезть? — Потому, что это ваш, как вы говорите, любимый Петербург. Вы председатель комитета в Заксе. Многомиллиардная коррупция — по-вашему, это разве не порок и деградация? — Ну, порок. Но пусть с этим <стадионом> разбирается комитет по строительству и соответствующие органы. — Петербургский Фонд борьбы с коррупцией недавно сравнивал вашу декларацию о доходах с приписываемым вам имуществом и нашел значительные нестыковки… — Ну и что? Оправдываться, что ли? Совершенно не интересная для меня тема, даже смешная… Ну написали и написали! Они же там нигде не работают <в петербургском ФБК>, а деньги им нужны, вот и отрабатывают. Они же не пишут о нестыковках в доходах представителей партии «Яблоко», их это не интересует. А мое богатство — это мои дети, моя семья. — Еще пишут о некоей вилле на Кипре… — Да плевать. — А также о квартирах, даче с участком. — Плевать! В любом нормальном государстве госслужащие отчитываются о своих доходах, и я это делаю. Поверьте, при нынешней борьбе с коррупцией, если бы я пытался обмануть, меня бы быстро вывели на чистую воду. А этим людям в ФБК я не обязан ничего объяснять. — У вашей жены Евы Либуркиной имеется благотворительный фонд «Православная вера». Накануне думских выборов 2011 года он получил из бюджета 9 миллионов рублей, как сообщалось, на благотворительность. Но при этом юридически фонд появился лишь спустя полгода. Как вы это объясните? — Это все чушь! — Да нет, есть официальные бумаги. Показать? — Официальные бумаги? А как можно выделить организации деньги до ее регистрации? — Так расскажите мне. Расследование делала «Фонтанка», вы не судились с ней, выводов не оспаривали. — А зачем судиться? Мало ли что пишут. Ольга Романова пишет, что я целуюсь якобы с Энтео. Я должен с ней судиться, что ли? Был ряд неточностей в публикации <«Фонтанки»>, но мне все равно на это… Поверьте, вся либерота петербургская ежедневно пишет на меня пачками письма, чтобы меня проверили здесь, там, сям. Я уже боюсь участвовать в общественных организациях и уже давно не занимаюсь этим. Я что, мазохист, что ли? Мне не нравится, когда пишут всякие гадости, когда копаются на страничке моей жены, выясняют! Думаете, мне нравятся эти мучения? — Это открытое общество, Виталий Валентинович. — Ни фига это не открытое общество! Я не хочу, чтобы копались в моем белье, и сам не хочу копаться в этих либералах! Семья — это сакральное, закрытое. И я, как отец семейства, готов дать по роже, если к моей семье приблизятся. Я защищаю ее и защищаю свою Родину. Но я очень мирный человек, оставьте только меня в покое. Я за семью, за церковь, за наши ценности. Против разврата, против диктатуры меньшинства… Просто посмотрите, что сейчас происходит в моей любимой Европе, которую я объездил всю, будучи секретарем по международным связям христианских демократов! Полная деградация. В Брюсселе отходишь пять минут от центральной улицы, и уже ни одного брюссельца, только мигранты, которые хотят стырить у тебя кошелек. Вот такой мультикультурализм убивает Европу. Но посмотрим, что будет через 20 лет. Местные там уже и так не рожают детей, одни гомосеки ходят толпами, и детские коляски с одними арабами. — Это какое-то пещерное восприятие Европы запуганным человеком. — Да нет, это чума накинулась на Европу за либерализм! А в России этого не должно случиться, мы защищаемся! Вам не нравится церковный подход — хорошо, давайте обратимся к науке. Я предложил рассматривать права человека с момента зачатия. Ведь научно? Так что началось! Демократы, которые за свободу, возмутились! Им нужны аборты, право убивать! Одна либералка стала издеваться и предложила в ответ приравнять оральный секс к людоедству. Просто сволочь первостатейная! Это что — оправдывать убийство миллионов россиян, детей? Страна, которая с этим живет, не может снискать благодати Божьей. — Вы это все серьезно сейчас говорите? — Вполне серьезно говорю. Я считаю, что Россия обязана быть великой империей, для этого нам надо сохранить веру. К сожалению, Европа ее уже утратила. Я вот встречаюсь с Марин Ле Пен, у нас полное взаимопонимание. С Йоханом Бекманом мы вообще товарищи, и с венграми, которые стоят на консервативных позициях. С такой Европой мы друзья. Но Европа оккупирована меньшинством. И если сейчас провести референдум, как говорит один мой друг, то та же самая Франция вся окажется за Путина — левые, правые, католики. Так что, может, и вернется еще Европа к своим корням. И там тоже будет стабильность, уверенность, сила, как в России. Топ