Роберт Мусин: «Хочу твердо сказать одно: банк не был разворован!»

«Ни одного рубля не выведено ни в какие офшоры для того, чтобы сбежать и красиво жить», — утверждает ныне арестованный владелец группы ТФБ Роберт Мусин, который до последнего момента бился за спасение своих банков, но проиграл. Развернутое интервью «БИЗНЕС Online» он дал еще в январе, но так и не решился одобрить публикацию. В нем он излагает свою версию событий, объясняет, откуда взялась дыра в балансе, и берет всю полноту ответственности за случившееся на себя. ПРЕРВАННЫЙ ОБЕТ МОЛЧАНИЯ «Почему молчит Мусин? Где он?» — этим вопросом с середины декабря задавались тысячи пострадавших клиентов Татфондбанка и ИнтехБанка. Однако их главный бенефициар все это время хранил молчание. Впервые он появился на публике, когда его привезли для ареста в Советский райсуд. Но и там он не сказал практически ничего. Между тем газете «БИЗНЕС Online» еще в январе удалось встретиться с Робертом Мусиным и записать развернутое интервью. Часть информации мы использовали в своих публикациях на условиях анонимности источника. Однако разрешения на публикацию текста наш герой так и не дал, надеясь, что вот-вот ситуация благополучно разрешится и он выступит уже совсем в другой атмосфере. С тех пор часть ответов, конечно же, устарела. Да и вопросы мы задавали исходя из того понимания ситуации, которое было на тот момент. Тем не менее беседа, на наш взгляд, это не только сиюминутный интерес, но и документ истории. «А что если лицензию все-таки отзовут, а вас арестуют? Можно публиковать?» — спросили мы напоследок. «Решайте сами», — ответил Мусин. Мы решили опубликовать. «НИ ОДНОГО РУБЛЯ НЕ ВЫВЕДЕНО НИ В КАКИЕ ОФШОРЫ» — Роберт Ренатович, с момента возникновения проблем в Татфондбанке прошло много времени, в течение которого о вас практически ничего не было слышно. Не было даже кратких комментариев, хотя, как вы понимаете, очень многим хотелось бы услышать вашу точку зрения. Скажите, почему вы все-таки решили прервать молчание и дать это интервью? — Прежде всего я, конечно, хочу выразить свое глубокое сожаление всем, кто пострадал в нынешней ситуации. То, что случилось, — это беда не только для вас, но и моя большая личная трагедия. Татфондбанк — это, конечно, не первый банк, который подвел своих клиентов. К сожалению, когда занимаешься бизнесом, иногда это происходит успешно, а иногда заканчивается вот так. Ни в коем случае не снимаю с себя вины и ответственности, но хочу твердо сказать одно: банк не был разворован. Ни одного рубля не выведено ни в какие офшоры для того, чтобы сбежать и где-то там красиво жить... — То есть миллиарда долларов у вас нет на Кипре или на Мальдивах? — Нет. Нет и 10 миллионов, и 5 миллионов, и миллиона долларов! Никаких замков. Чтобы было понятно. И мои топ-менеджеры, однозначно, этим не занимались, даже когда я не был председателем правления. Здесь я спокоен и уверен. Мне на самом деле не просто обо всем этом говорить. Тем более что, как это говорится в фильмах, любое мое слово может быть использовано против меня, против людей из моей команды. И, если честно, мне хотелось дать интервью уже после того, как ситуация разрешится и удастся найти для банка санатора. Все это время я занимаюсь только этим. Провожу целый день на работе, встречаюсь с людьми, использую все свои связи и возможности, чтобы банк все-таки выжил — пусть уже и без меня. Пример с банком «Пересвет», который пойдет на санацию, хотя вкладчикам уже выплачено возмещение АСВ, показывает, что не все потеряно... Тем не менее высказаться надо — очень много слухов, спекуляций, очень много недостоверной информации... Не все я могу сказать и сейчас, чтобы как-то не навредить в том числе и переговорному процессу. Но постараюсь откровенно ответить на вопросы. «В КОНЦЕ НОЯБРЯ БАНК ПОДВЕРГСЯ НАСТОЯЩЕЙ СМС-АТАКЕ» — Прежде всего хотелось бы услышать вашу версию событий. Когда и почему банк потерял платежеспособность? — Банк чувствовал себя, мягко говоря, непросто уже достаточно продолжительное время. У нас был план финансового оздоровления, над которым мы серьезно работали в 2016 году. Однако осенью сложился целый ряд обстоятельств, из-за которых в совокупности мы уже вошли в такую фазу, когда нужны были кардинальные решения. Но вот здесь у нас что-то не срослось, так я скажу. — Первый форс-мажор — это, наверное, облигации банка «Пересвет» на 5 миллиардов рублей? Их стоимость ведь почти обнулилась, когда ЦБ 21 октября ввел в банке временную администрацию? — На самом деле 4 миллиарда. Но все равно это очень серьезная сумма. Чтобы было понятно, для нормальной работы в ежедневном режиме ТФБ было достаточно иметь на корсчете 3 - 3,5 миллиарда рублей. Когда «Пересвет» рухнул, облигации, заложенные в ЦБ, нам пришлось обратно выкупить. Поэтому у нас и ушла ликвидность. — А зачем вы купили эти облигации? В обмен на то, что «Пересвет» купит ваши? Это такой способ получения ликвидности от ЦБ? — У «Пересвета» действительно есть наши облигации на аналогичную сумму. Так делали очень многие, и это ни для кого не секрет. У нормального коммерческого банка кредитный портфель должен составлять, по разным оценкам, 60 процентов активов. Остальные 40 процентов держатся в инструментах, позволяющих оперативно получать ликвидность, — это межбанк, рынок ценных бумаг и так далее. Но в последнее время эти механизмы дали сбой, потому что банки падали, доверие инвесторов было подорвано. Межбанковский рынок закрыт не в 2016 году, он по большому счету был закрыт уже и в 2015 году. У ТФБ, если внимательно посмотреть, объем размещенных облигаций достигал 20 - 22 миллиардов, а за год-полтора он снизился до 10 - 12 миллиардов. То есть это еще 10 миллиардов рублей ушло. А в оставшихся 12 миллиардах было где-то 50 на 50: кем-то на рынке наши облигации покупались, а где-то мы обменивались. — Помимо «Пересвета» были потери и во Внешпромбанке, и, возможно, в других проблемных банках?.. — Конечно, здесь надо задавать вопросы и себе в первую очередь. Куда вы смотрели, профессионалы банковские и так далее? И все-таки это лишь один из факторов. — Действительно, «Пересвет» грохнулся в октябре, а у ТФБ проблемы возникли в конце ноября. Было что-то еще? — Да, наложился, скажем так, информационный фон. В 20-х числа ноября у нас были переговоры с одним очень крупным клиентом (не буду его называть), у которого подходил срок по депозиту на несколько миллиардов рублей. И не было гарантии, что он продлит. В итоге мы обо всем договорились, и деньги остались в банке. Но вокруг этого поползли слухи, и в конце ноября банк подвергся настоящей СМС-атаке. Мы немедленно сообщили об этом в наш Нацбанк, те должны были передать МВД по РТ... — Как это происходит, мы все недавно видели. Правительство РТ было вынуждено целое заявление выпустить. В итоге полиция задержала парочку обывателей... Вы через нечто подобное проходили в 2008 году. — Да, это могут быть и бытовые утечки инсайдерской информации, которые просто очень быстро распространяются. Могут быть и чьи-то сознательные действия, мне сложно судить. Но факт остается фактом: клиенты занервничали, в общей сложности за время паники утекло еще 4 - 5 - 6 миллиардов рублей. Если бы не это, банк бы, несмотря на все трудности, сейчас в плановом режиме работал. Да, были стратегические проблемы, плохие долги, но это все было решаемо. — А проблемы с «Советским» повлияли? Тяжба с бывшим владельцем, проигранный суд? — Я говорю свое мнение: «Советский» вообще никак не повлиял. Это однозначно. Может быть, я здесь не прав, потому что клиенты и вкладчики ТФБ напрягались, когда шли статьи о том, что суд проиграли. Хотя вот там-то и не было никакой особой проблемы, потому что все эти действия были согласованы. В условиях лета и осени 2016 года мы не могли средства, выделенные на санацию, взять и раздавать направо-налево в кредиты. Нам нужно было сформировать там боеспособный коллектив. Мы должны были посмотреть направления, кредитные комитеты и так далее, чтобы это могло цивилизованно работать. — Статья в «Коммерсанте» от 7 декабря тоже сыграла свою роль? — Да, наверное, это сыграло какую-то роль, но не фундаментальную. Активным толчком послужило, на мой взгляд, распространение этих СМС и слухов в конце ноября, а дальше все это уже пошло как снежный ком. В 2008 году это как-то шаг за шагом удалось погасить. А здесь это разрасталось-разрасталось и в конечном счете к 3 - 4 декабря привело к тому, что мы стали задерживать платежи уже не только на сутки, но и на двое — на трое. — 2 декабря ЦБ сообщал, что в ТФБ завершилась внеплановая проверка. Каковы были ее цели и результаты? — Да, это была не первая проверка, шла она вообще-то месяц-полтора. Они повторно смотрели, как себя чувствует банк. Работе банка сильно не мешали... Они посмотрели, естественно, увидели, что надо досоздавать резервы. Мы планировали сделать первое, второе, третье, но, как вы понимаете, не успели. — Кстати, почему так долго ЦБ не вводил временную администрацию? Есть слухи, что много денег выводилось в это время из банка какими-то приближенными структурами и лоббистами, и так далее... — Есть четкие рамки у них — 14 дней с момента возникновения неисполненных платежей. Поэтому сказать, что долго не вводилось, я с этим не соглашусь. Всегда есть шанс, что банк выкарабкается, как это было в том же 2008 году. И, конечно, можно нормально, спокойно посмотреть, что никакие лоббистские структуры деньги куда-то не выводили. Это я могу уверенно заявить. «МЫ УСТАВШИЕ АКЦИОНЕРЫ, КОТОРЫЕ ГОТОВЫ ЗА РУБЛЬ ОТДАТЬ СВОЙ БАНК» — Рустам Минниханов говорил, что, когда появились признаки неблагополучия, поручил премьер-министру РТ Ильдару Халикову в качестве председателя совета директоров встретиться с руководством ЦБ и поговорить о каких-то формах поддержки. О чем вообще разговаривали? — Мы открыто показали те проблемы, которые в банке имеются, и корректно подняли вопрос о том, чтобы нам дали достойного санатора, которому республика готова оказывать всяческое содействие. Шел поиск совместного решения, чтобы банк шаг за шагом вышел из этой ситуации. Правительство со своей стороны готово было, во-первых, гарантировать что клиенты, связанные с республикой, остаются в банке, это немаловажно. Во-вторых, правительство готово было найти активы для поддержки банка. Но проблема была в том, что ЦБ хотел, чтобы они были в виде денег или акций, которые на бирже торгуются. А правительство готово было предложить земельные участки. Это тоже актив серьезный, но в краткосрочной перспективе не такой ликвидный, то есть нужно время, чтобы превратить его в деньги. И вот здесь договориться, к сожалению, не удалось. — Каковы были параметры плана на тот момент? — План показывал, что, получив 80 миллиардов рублей на 10 лет от ЦБ и 30 миллиардов рублей от республики в виде высоколиквидных бумаг (облигаций, акций республиканских компаний), банк шаг за шагом проходил непростой путь оздоровления. Это была бы, видимо, санация по старому образцу, условно говоря, когда АСВ могло войти или его дочерний банк «Российский капитал». В этом случае у республики должно было в банке остаться на уровне 25 процентов акций. — Сами вы не искали санатора? — Как самим искать? Для этого проводится конкурс, пишется план участия и так далее... — Но желающих в очереди нет? Как считаете почему? — Сложно сказать. Но один из факторов — это то, что мы попали в переходный период. Этап со старой схемой санации, когда для этого привлекались коммерческие банки, фактически завершился. Принято принципиальное решение и, я думаю, правильное, что этим будет заниматься сам ЦБ. То есть при нем будет создаваться так называемый фонд консолидации, в который будут передаваться акции проблемных банков. А управляющая компания будет всем этим управлять. Эта концепция неплохая, имеет право на жизнь. Но мы попали в момент, когда той схемы санации уже нет, она признана неэффективной, а новой еще не появилось... Знаете, в ноябре вышла статья, где зампред ЦБ Дмитрий Тулин говорит, что одна из целей создания фонда — это работа с так называемыми «уставшими собственниками». Помню, мы, когда пришли в ЦБ, так и сказали: мы как раз и есть те самые уставшие акционеры, которые готовы за рубль отдать свой банк, чтобы ни клиенты, ни вкладчики не страдали... Но пока этого механизма нет, и это, наверное, один из главных факторов. Хотя, наверное, есть и другие. Многие крупные банки уже обременены санациями, да и вообще каждый двигается своим путем, нужно решать свои вопросы и свои задачи. — Роль Нацбанка и Мидхата Шагиахметова в этой ситуации как оцениваете? Их не видно, не слышно. У них руки связаны? Как плотно работали с ними? — Не мне давать оценку. Но, считаю, что в том юридическом, законодательном поле, которое есть, при котором наш Нацбанк подчинили Нижнему Новгороду, что могли, они сделали. Когда говорят, что при Евгении Богачеве такого не было, нужно понимать, что и возможностей тогда было больше. «КРЕДИТНЫЙ ПОРТФЕЛЬ, ПО МОЕЙ ОЦЕНКЕ, НЕПЛОХОЙ» — Один из главнейших вопросов: какой все-таки объем так называемой дыры, то есть разницы между обязательствами и реальными активами? 80, 100, 120 миллиардов рублей? Разные версии гуляют... — Мои личные оценки, наверное, будут восприниматься как необъективные. Но могу сказать, что по результатам проверок ЦБ и АСВ они назвали сумму около 50 миллиардов рублей. Это по самому ТФБ. А дальше к ней плюсовались уже подтвержденные дыры банка «Советского» и «Тимер Банка». Это, соответственно, 10 и 12 миллиардов. В сумме получается порядка 70 миллиардов. Можно эту оценку поднять и до 80 миллиардов, это вопрос того, как относиться к некоторым активам. Например, 7 тысяч гектар земли — ее можно посчитать и как 20 тысяч рублей за сотку, а можно посчитать и по 60 - 70 тысяч за сотку. Тут, повторю, возникает вопрос горизонта: сколько нужно времени, чтобы столько земли продать. — А откуда тогда цифра в 120 миллиардов возникла? — 120 миллиардов рублей — это объем средств, вливание которых в виде займов с учетом коэффициентов позволяет вытянуть все три банка, которые, кстати, в конечном счете ради экономии расходов предполагалось объединять в один. — А вы успели эти 7 тысяч гектаров в баланс зачесть или нет? — Да, правительство уже пошло навстречу, процесс запущен. Это земли в пригороде Казани — Лаишевском, Пестречинском районах, Зеленодольском. Запущен процесс перевода этих участков в категорию земель, пригодных для застройки. Чтобы правильно считать, 7 тысяч надо сначала умножить на коэффициент 0,7, потому что дороги нужны, поэтому уже получаем 5 тысяч. Но даже 5 тысяч гектаров, если умножим на 40 тысяч рублей, это уже получается 20 миллиардов. Сразу эти участки не продашь, но за 5 - 10 лет в процессе санации это вполне реально. — Какие еще активы у банка имеются? — Кредитный портфель, по моей оценке, неплохой. Там есть и 20 миллиардов кредитов «физиков». Я считаю, что это хороший актив. Миллиардов 30 с лишним — кредиты юрлиц, хорошие кредиты. Есть ценные бумаги. Но есть и плохие кредиты, конечно. «ДУМАЮ, РЕАЛЬНО ВЕРНУТЬ 30 - 40 ПРОЦЕНТОВ» — Если не будет санации, то насколько серьезные потери понесут клиенты? Понятно, что вкладчикам с суммой до 1,4 миллиона рублей все компенсирует АСВ. А сколько «превышенцев» с вкладами на большую сумму? — Примерно на 18 миллиардов. Кстати, я анализировал когда-то: примерно на 100 человек приходится 11 - 12 миллиардов. Есть один вкладчик-пенсионер не из Татарстана — у него больше миллиарда зависло. — Юрлица сколько потеряли? — Общий объем обязательств перед юрлицами — около 22 миллиардов рублей, из них на МСБ приходилось порядка 15 миллиардов рублей. Но надо иметь в виду, что в их числе есть индивидуальные предприниматели, которые в сумме до 1,4 миллиона рублей получают возмещение от АСВ. — Какую часть они смогут вернуть в случае отзыва лицензии? Практика показывает, что юрлицам обычно возвращается не больше 3 - 4 процентов? — Я все-таки надеюсь на санацию, которая позволит вернуть все. Однако при негативном сценарии, я думаю, что процент возврата может быть выше — до 30 - 40 процентов, если говорить о юрлицах. Но все зависит от того, как будут распродаваться активы — по их реальной рыночной стоимости или с дисконтами. — Даже судя по тому, что вы говорите, деньги зависли у многих серьезных людей. И наверняка они давят на вас, на банк. Как вы с этим справляетесь? — Люди верят, что будет санация. Те, кто имеет на меня выход, они меня знают. Знают, что я в этой ситуации делаю все, что могу. — Наверняка у кого-то возникнет желание потрясти, а вдруг есть какие-то активы, какое-то имущество у собственника? — Кроме долгов и банкротящихся предприятий у меня ничего нет. Единственное, что я сейчас могу, — это вложить всю свою энергию, мозги и связи в то, чтобы получился вариант с санацией. «ВСЕ РЕШЕНИЯ МЫ ПРИНИМАЛИ САМОСТОЯТЕЛЬНО» — Теперь давайте поговорим о том, как, собственно, возникла дыра? Тут, наверное, надо с истории начинать, как вообще банк возник. В 1994 году Ринат Губайдуллин, Алексей Семин и вы три чековых инвестиционных фонда объединили и создали ТФБ. Какие были цели? — Ну Семин в меньшей степени участвовал... Мы планировали в процессе приватизации создать банк финансово-промышленной группы. Чтобы развивать те средние предприятия, которые были приватизированы. Тогда, в тех условиях, это было оправданно, но впоследствии это вылилось в стратегическую ошибку. Банк — это тоже бизнес, он не должен быть инструментом. И любое предприятие должно в банк приходить, убеждать, показывать бизнес-план, а к своим все равно отношение мягче. А мы стали опекать свои предприятия. — Много таких ФПГ в итоге исчезли: Инкомбанк, «Роскредит», «Столичный». То же самое — «Уралсиб», «Траст», МДМ, это банки, которым в рот смотрели и говорили, что только так надо работать. — Но есть другие примеры: та же Альфа работает по-другому. Они своим компаниям говорят: идите, кредитуйтесь в других банках. Но, может, они тоже к этому пришли в последние 7 - 8 лет, а тогда, как и мы, накачивали бизнес. В принципе, собственное финансовое плечо — это тоже фактор устойчивости в такой экономике, как наша, с периодическими кризисами. К тому же рынок финансовых инструментов в России и сейчас скукоженный, а в 90-е годы был вообще никакой. Чтобы развиваться, приходилось иметь свои банки. — Но со временем банк стал не инструментом развития, а центром империи и поглотил ФПГ вашу... — Да, за счет того, что выдавались кредиты, а кредиты же надо возвращать. — Где была первая крупная пробоина? С «Золотым колосом» Губайдуллина? Он проявил инициативу, вы поддержали? Или вы были против, но согласились? — Первое там. Я против не был. На первом этапе поддерживал. Единственное, что могу сказать, я с каждым годом все жестче и жестче говорил: ты не будешь приходить в банк и говорить — дай. — Вы стали себя вести как банкир, а не как партнер. — Мы и по бизнесу были партнерами, хотя он, понятно, был в этом деле ведущий. И по большому счету зерно рентабельно и сегодня, но не случайно во всем мире село поддерживает государство. А у нас все время вопрос от государства: почему поднимаете цены на хлеб. Нефтяники, которые хорошо себя чувствуют, поднимают цену на дизель, на бензин, энергетики повышают тарифы — вопросов к ним нет. А хлеб при этом дорожать не должен — крайним оказывается селянин. — А было ли какое-то давление на вас, чтобы вы село поддерживали? — Сказать, что были жесткие звонки от кого-то из руководства республики, правительства — однозначно, такого не было. Это дело поощрялось, говорили, что мы молодцы, но все решения мы принимали самостоятельно. В принципе, на селе можно работать, хотя и супернепросто. Но скажите тогда, какие вообще отрасли остались в России? Сколько отраслей было в Советском Союзе и сколько осталось? «ПРОЦЕНТ НА ПРОЦЕНТ — В ИТОГЕ НАБЕГАЕТ БОЛЬШАЯ СУММА» — Сколько вложений было в «Золотой колос»? — Вложений, наверное, было на уровне 12 - 13 миллиардов по состоянию на 2007 - 2008 год. Там не все кредиты плохие, что-то нормально обслуживал «Ак Барс Холдинг», который стал преемником. Но за 10 лет понятно, что сумма росла: какие-то кредиты обслуживались, а какие-то приходилось рефинансировать. Это так называемые технические проценты — процент на процент, в итоге набегает большая сумма. — Этого многие недопонимают... — Пример хороший привел мне один столичный банкир. В Японии в 80-е годы был бум, а потом рынок недвижимости рухнул. И банки японские до сих пор обременены, хотя прошло уже 30 с лишним лет. Но есть один нюанс, и московский банкир со мной согласился, там инфляция и ставки ЦБ на уровне нуля... А у нас, когда 16 - 18 процентов годовых, то за четыре года миллиард превращается в два! В этом отличие наше от Японии. — Получается на 20 миллиардов один «Золотой колос» долгов создал? — Поменьше, я думаю. Но были еще и ГК DOMO в этих же пределах, тот же «Спартак», где-то и обычные кредиты. Так и набирается. Все эти бизнесы мне достались в наследство, но я не буду называть никаких имен и перекладывать на кого-то ответственность. Потому что по любому вопросу, включая DOMO и «Спартак», я мог сказать: «Ребята, стоп! Вы бизнес начали, ко мне не ходите, где хотите берите деньги». Раз я так не сказал, значит, ответственность на мне. — Сколько лет вы тянули «Спартак»? — 20 с лишним лет. Я и сейчас надеюсь, что даже при банкротстве банка у «Спартака» будет финансовое оздоровление. А почему нет? Пусть будет лучше финансовое оздоровление. Коллектив — 600 - 700 человек. Думаю, что это не самый худший вариант... Все имущество там честно заложено в ТФБ, от этих долгов не уйдешь. Но есть вариант с арендой этого имущества, как это было по «Вамину», чтобы сохранить рабочие места. — Сколько на нем повисло? — Миллиарда 3 - 4 тоже с учетом технических процентов. — А нужно ли было «Спартак» тянуть все эти годы, зная, что нерентабельное производство, что в Китай лучше перевести обувь? В чем смысл такого проекта? — Все в Китай можно было перевести, но тогда... мы и так за 25 лет, что могли, перевезли. Но мы тогда что, здесь родились, чтобы только нефть добывать и газ по трубам гнать? Я не говорю, что это правильно было, тянуть эти предприятия за счет банка. Но нужно вспомнить, сколько в Казани было заводов при СССР и сколько осталось. Мы же постоянно пытались переломить ситуацию, сделать предприятие успешным. Не получилось. — С DOMO на каком этапе проблемы начались? Когда мегапоглощения пошли региональные? Говорят, была стратегия накачать мышцы, пойти на IPO, продать это на западных биржах. Но 2008 год помешал планам. Это были ваши идеи или топ-менеджмента? — Предложение пришло от менеджмента, я его подержал. Я поддержал серию поглощений и создание такой корпорации. Это была ключевая ошибка. Когда сеть DOMO росла последовательно, она была эффективна. А после поглощений начались проблемы. Тут и кризис наложился, конечно, плюс рынок перестал расти прежними темпами. — «Белый ветер» уж точно не стоило покупать? — Я считаю, что это была уникальная компания. Но не справились мы с управлением, да и покупали на излете. Мы покупали, когда надо было продавать. И тот, кто продал, выиграл... — Сколько потеряли? — Миллиарда 2 - 3. — В целом в каких-то политически мотивированных проектах у вас кредиты были? По звонку или по просьбе чьей-то? — Не было. — Например, гостиница «Казань» — ваш проект? — Нашей группы. Но он успешный, нет такого, что он прогорел. Там будет продажа квартир. Тот миллиард, который мы вложили, отобьется со всеми процентами. «АК БАРС» НАДО ДЕЛАТЬ БАНКОМ-ТРИЛЛИОННИКОМ» — Может, еще в 2008 году надо было пройти через жесткую санацию, реструктуризацию? Говорили, что такой план рассматривался. — Тогда бы это было менее болезненно. Но я не хочу полемизировать на эту тему. Если бы я знал, что так получится, наверное, я бы так и сделал. Но если ты за что-то взялся, ты же успешный бизнес хочешь сделать. Да и как бы на меня посмотрели, если бы я просто так сдался, без борьбы? Ведь все равно это означает создать массе людей проблемы. А так 8 лет банк работал, выдавал кредиты, платил налоги, зарплаты. И был шанс выкарабкаться. — Обсуждался еще вариант объединения ТФБ с «АК БАРСом», где вы с 2002 по 2013 год были председателем совета директоров. Кстати, почему ушли? — Не хочу подробно обсуждать эту тему. Могу сказать, что банк 2002 года — это был не банк ни по общей структуре, ни по бизнес-процессам. Люди не знали, что такое риски и т. д. Работа была проведена огромная, включая независимых директоров со всего мира. Это совершенно два разных банка: тогда и на момент моего ухода, хотя были и проблемные моменты, признаю. Что касается объединения, то я всегда говорил одно: «АК БАРС» надо делать банком-триллионником, чтобы он входил в первую десятку, чтобы он был федерального масштаба и непотопляем. Я провел большую стратегическую работу, чтобы произошло объединение «АК БАРСа» и «Зенита». Однако по ряду причин этого не произошло, хотя я и сейчас остаюсь при мнении, что это было бы правильно. Что касается слияния с ТФБ, то это вы, журналисты, мне вопрос задавали. Честно скажу, здесь у меня желания после «Зенита» было гораздо меньше, потому что стратегическое решение было принято. — ТФБ потянул за собой целую группу банков. ИнтехБанк, Татагропромбанк, «Тимер», «Советский», Радиотехбанк. Насколько они самостоятельно способны выжить? — «Тимер», «Советский» — это наши дочерние банки, они, конечно, с ТФБ тесно связаны. Радиотехбанк вообще никаких проблем не должен испытывать. Агропромбанку посложнее, но у него и наследство посложнее. Что касается ИнтехБанка, если у ТФБ будет санация, то и он будет продолжать грамотно работать. Но возможен и вариант с отзывом лицензии у ТФБ и санацией Интеха. Твердо могу сказать, что санаторы каких-то дыр больших там не найдут. Чисто рыночный банк, который может продолжать работать. — «Тимер» и «Советский» — нет ли смысла другому санатору передать в этих условиях? — На мой взгляд, нет. Но решение принимает ЦБ. По большому счету уже единожды деньги получены на санацию, и если уж заходить, то заходить на всю группу с активами порядка 300 миллиардов рублей. Для меня как для бизнесмена и для человека очень важно, чтобы состоялась санация именно всей группы. В этом случае клиенты и вкладчики не пострадают. Но могут посчитать по-другому. В любом случае я готов обсуждать любые варианты и с ЦБ, и с АСВ, и с санаторами. Это то, о чем я последний месяц очень серьезно думаю. Посмотрим. «МЕНЯ ПРИГЛАШАЛИ, ДОПРАШИВАЛИ ЕЩЕ ДО НОВОГО ГОДА» — Как вы оцениваете вероятность возбуждения против вас и членов вашей команды уголовных дел? И насколько широкий круг может быть людей, которых это может затронуть? — Я думаю, могут быть возбуждены уголовные дела против меня и топ-менеджеров. Насколько широк может быть круг, мне сложно сказать, это не мне оценивать. Но мы открыты, ничего не скрываем, не утаиваем, никуда не сбегаем. Те молодые ребята, которые приехали из АСВ, были удивлены этим отношением. Я собрал людей и просил помогать во всем. А они-то привыкли к тому, что оказывается сопротивление, документы уничтожаются, компьютеры вывозятся. Когда они приехали, у них специалистов по безопасности было человек 10 - 15. Но через пять дней они увидели, что все нормально, и обратно в Москву уехали. — Следственные действия какие-то проводились? — Да, меня приглашали, допрашивали еще до Нового года. Приглашают и сотрудников, люди ходят, дают пояснения... Еще раз подчеркну, мы открыты, нам скрывать нечего. — Большое спасибо за интервью, Роберт Ренатович. Топ