Так когда-то думали и про диссидентов

Ольга — мама политзаключенного-антифашиста Алексея Сутуги. Сегодня в России убеждения нередко становятся причиной настоящих семейных войн. Сутуга признается: она не только приняла политическую активность сына — многие идеалы анархизма стали близки ей самой, хотя она избегает мировоззренческих ярлыков. После ареста Алексея Ольга активно поддерживала его. Со временем она поняла, что хочет помогать и другим политзаключенным. Тем более, по опыту сына, Ольга хорошо знает, чего больше всего не хватает социально активному человеку в тюрьме. Два месяца назад она придумала проект “Университет для политзека”. Его цель — помогать узникам совести получать новые знания, не выпадать из информационного пространства, развиваться в интересных областях. И даже заниматься наукой, если есть такое желание. О неожиданных проблемах, условиях в колониях, безразличии общества и умении идти своим путем, Ольга Сутуга рассказала Каспаров.Ru.

– Как у Вас возникла идея создать проект "Университет для политзека"?

– Я увидела в Facebook группу "Сказки для политических заключенных", посмотрела, чем они занимаются, присоединилась. И как раз, когда я просматривала ленту, пришел ответ на письма от Ильдара Дадина (осужден на 2,5 года за участие в одиночных пикетах и других акциях протеста по статье о "неоднократном нарушении порядка проведения массовых мероприятий" – прим. Каспаров.Ru). Он написал: "Сказки – хорошо, спасибо, но я бы хотел почитать серьезную литературу". Потом мне пришло письмо от Димы Бученкова (один из фигурантов "Болотного дела", защита настаивает, что он не был на Болотной 6 мая 2012 года и следствие приняло его за другого человека — – прим. Каспаров.Ru), который попросил прислать литературу для своей научной работы. Благодаря этим двум политузникам мне и пришла в голову такая идея. Сказки – это действительно хорошо, они поднимают настроение, но многие ребята хотели не только получать положительные эмоции. Многие хотят развиваться, повышать уровень образования, получать новые знания. Так я решила, что нужно посылать ребятам какие-то интересные статьи.

Эта идея появилась примерно два месяца назад, и за это время она переросла в образовательный проект. Сразу отмечу, что хоть он и направлен на помощь политзаключенным, но к политике отношения не имеет – мы занимаемся только благотворительной деятельностью. Мы не говорим, что кто-то плохой, а кто-то хороший, нам не нужна власть, протестной деятельностью мы тоже не занимаемся.

Их специально могут подводить под ШИЗО, ЕПКТ, СУС (штрафной изолятор, единое помещение камерного типа – "тюрьма в тюрьме", строгие условия содержания. Все это формы наказания заключенных за взыскания, которые нередко администрация нередко фальсифицирует для давления на неугодных – прим. Каспаров.Ru). Это делается с подачи Центра "Э" (Центр по противодействию экстремизму – структура, сыгравшая значимую роль во многих арестах узников совести – прим. Каспаров.Ru) и ФСБ.

При этом мы не отбираем людей по политическим взглядам. Мы помогаем и левым, и правым, и гражданским активистам. Никого перевоспитывать и переубеждать мы тоже не собираемся.

– Многим ли людям вы сейчас помогаете?

– Сейчас мы на этапе сбора информации об интересах разных политзаключенных. Пока мы не успели опросить их всех. Чтобы связаться с некоторыми людьми, уходит очень много времени. Многие из наших первых писем не дошли. Мы послали их повторно. Кто-то ответил, кто-то – пока нет. Может быть и так, что человек ответил, а его письмо до нас не дошло, потому что его не пропустила цензура. Но почти все, кому мы написали, ответили, что хотят получать дополнительную информацию.

Но нескольким людям мы уже помогаем. Например, Дмитрию Бученкову мы посылаем книги для работы – он ученый, социолог. Для этого их нужно распечатать и отправить частями в письмах. Казалось бы, почему бы просто не послать настоящую книгу?

Но не имея никаких необходимых материалов, написать серьезное исследование очень сложно. Кстати, Дмитрий подключился к проекту "Сказки для политзаключенных", и  у него шикарные! Он описывает нашу действительность эзоповым языком, причем получается очень динамично. Например, у него есть сказка о том, как поросенок Фунтик оказался в СИЗО, и что дальше с ним происходило.

Лично я работаю еще с тремя ребятами. Гене Афанасьеву (фигурант так называемого дела о "крымских террористах", в котором правозащитники усматривают многочисленные признаки фальсификаций – прим. Каспаров.Ru) я уже отправила книгу по истории, но в целом мы с ним пока на стадии выяснения интересов. Похожая ситуация с Сашей Кольченко (другой фигурант дела о "крымских террористах" — прим. Каспаров.Ru). Ну и, естественно, я посылаю статьи своему сыну – в основном по истории. Я нашла преподавателя, который помогает мне готовить для него материалы. Для Димы Бученкова я каждый раз ищу разных консультантов: одни люди могут посоветовать, какие отправить книги, другие – написать рецензию на статью.

Пока я могу выполнять роль куратора только для четверых. Но моя роль не только в этом, а в том, чтобы найти других кураторов. Недавно я получила письмо от приговоренного по "делу АБТО" Андрея Мархая (за ночной поджог бутылкой с зажигательной смесью подоконника здания ФСБ фигуранты дела получили большие сроки реального заключения – прим. Каспаров.Ru). Он хочет учиться, но не смог поступить в институт, с которым заключен контракт у колонии, где он находится. Я попросила его подумать о самообразовании. Ищу варианты других институтов.

Раньше у заключенных была возможность поступить в Современную гуманитарную академию (СГА), филиалы которой есть по всей России, но в этом году ей не продлили аккредитацию.

Не очень хорошо получилось с Ваней Асташиным (другой фигурант "дела АБТО" – прим. Каспаров.Ru).

Именно поэтому его и перевели в Норильск, где он сейчас. Думаю пока тоже посоветовать ему вариант самообразования.

– А администрации других колоний как относятся к желанию учиться?

– Пока не знаем. По закону ФСИН обязал все колонии обучать людей, если у них нет среднего образования и поддерживать тех, кто хочет получить высшее. У некоторых институтов есть договоры с колониями. Я послала запрос в иркутскую ОНК, чтобы выяснить, в каких институтах могут учиться заключенные из местных колоний. Такие же запросы я планирую послать и в другие отделения.

– Если заключенный поступает в университет, как происходит само обучение?

– Есть два пути:

– Большая у вас команда?

– Сейчас людей не очень много около 10 человек. В основном в нашем "Университете" и в "Сказках для политзаключенных" работают одни и те же люди. Есть несколько волонтеров, которые просто помогают рассылать уже подготовленные материалы, но сами их не ищут.

Преподаватели пока на постоянной основе с нами не работают, но ведь проекту только два месяца. Он, можно сказать, еще не родился – девять месяцев еще не прошло (смеется).

– В каком формате возможна работа с преподавателем?

—Мы пока думаем. По понятным причинам это не будет похоже ни на традиционное образование, ни на заочное. Скорее всего, есть смысл посылать какие-то научно-популярные лекции на заданные темы, потому что давать задания, к примеру, по химии, находящемуся в заключении человеку невозможно. Никаких нужных пособий в библиотеках колоний нет. Так можно работать только, если человек поступил на официальные курсы обучения. 

Когда сформируется определенный круг преподавателей, может быть, возникнут какие-то другие идеи.

– Вы упомянули, что отправить книги бывает непросто. Из-за чего?

– Не просто трудно – невозможно! А объяснить это я не могу, потому что в Уголовно-исполнительном кодексе есть статья 95, в которой написано, что заключенный имеет право выписывать себе периодическую прессу и книги за собственные средства. Однако, когда я выписала сыну книги через интернет-магазин, администрация колонии их просто не стала забирать. Сказали – не положено. А как же уголовно-исполнительный кодекс?

У меня складывается ощущение, что людей специально лишают возможности читать, зная, что для них это сродни пытке. Но в разных колониях по-разному. Геннадий Афанасьев может пользоваться книгами в библиотеке. Леша тоже может, но весьма ограниченным количеством книг. Олегу Навальному удается выписать себе нужные издания. Ивану Асташину можно передавать книги, а вот распечатки как раз нельзя.

—А какие вопросы больше всего интересуют политзаключенных?

– Всех анархистов, с кем бы я ни разговаривала, интересует политология. Другие популярные темы – философия, история, социология. Гене Афанасьеву хочется разобраться в экономике и юриспруденции. Некоторые ребята где-то учились, когда их арестовали, многим интересны прежние специальности. Например, Саша Кольченко учился на факультете географии, ему близки проблемы экологии.

– Сталкивается ли проект с какими-то проблемами?

– Очень много материальных сложностей. Казалось бы, речь идет об информации – бери, посылай, отправляй. Но все не так просто. Например, некоторые люди из проекта "Сказки для политзаключенных" хотели бы нам помогать, но не могут – у них нет принтеров. Написать сказку от руки они могут, но не будут же они так переписывать научные труды. Одна девушка объяснила мне, почему все письма пишет от руки. У нее нет своего компьютера, но соседка по комнате иногда дает ей пользоваться своим ноутбукам.

Эта девушка спрашивала, есть ли у нас оргтехника, чтобы она могла распечатывать и посылать нужные книги. У нас с ней тоже трудности. К счастью, один из сочувствующих узнал про эту историю и принес маленький принтер, которым не пользуются, и мы его уже отправили одному из участников проекта.

Очень дорого стоит канцелярия. Одно заказное письмо в колонию с распечаткой части книги стоит 100 рублей. Оно должно быть весом не более ста грамм. В колонию лучше, чтобы ничего не потерялось, отправлять не простые, а заказные письма первым классом. Можно отправить ценное письмо весом до 1 килограмма  – это удобнее. Но такие письма не всем доходят — тем, кто сидит в ЕПКТ, не всегда их отдают — считают бандеролями.  Бандероли посылать можно, но только ограниченное количество (заключенный на обычных условиях содержания в ИК общего режима имеет право получать не более шести бандеролей в год, если условия содержания строгие – не более трех – прим. Каспаров.Ru).

Я могу себе позволить раз в неделю отправлять такое достаточно дорогое письмо одному заключенному. А если в литературе нуждаются пять человек? В месяц у меня может уходить до 10 тысяч на одну только канцелярию и отправку писем.

Поэтому даже наш волонтерский проект, работающий на энтузиазме и взаимовыручке, нуждается в серьезных финансовых затратах, хотя все его участники работают бесплатно. Другой важный пункт, который требует материальных вложений – правовая помощь. Очень часто добиться от колонии выполнения закона без помощи юриста невозможно. Это значит, что ему нужно будет платить зарплату и, если понадобится, оплачивать командировки.

– По Вашим ощущениям, насколько общество волнует, что в стране есть политзаключенные?

– Людей, которые задумываются, как устроено общество, этот вопрос волнует. Но большинство жителей нашей страны этот факт безразличен. И это, в общем, естественно.

Так у моего сына, вырвали пять лет жизни. У его семьи, у его сына тоже. Естественно, после такого начинаешь интересоваться происходящим. Поэтому в таких проектах очень часто участвуют родственники, друзья политзаключенных и гражданские активисты, которым уже знакомы похожие случаи. При этом знакомые нередко от них отворачиваются, ведь тут нежна поддержка в беде, а это психологически непросто. Ну а многие еще и боятся. Так же себя ведет и общество в целом – оно отторгает информацию о политических делах.

В целом за справедливость всегда борются отдельные люди, и это, наверное, нормально.

– Но ведь многие политзаключенные – люди, которые боролись за общие свободы, и именно за это страдают.

—Это их выбор. То, что я делаю сейчас – это тоже мой выбор, даже если не все люди могут его понять. И я знаю, что гадости, которые мне, например, пишут в социальных сетях – это следствие моего выбора, и я готова через это пройти. Я хочу помогать политзаключенным, если кто-то считает, что этого делать не нужно – это тоже его выбор, и он может просто отойти в сторону. Ни мне, ни моему сыну, никто ничего не должен. Если я нахожу единомышленников, я рада, если нет – тащу сама. Тем не менее, моральная поддержка очень важна и полезна. И обычно, если человек делает что-то правильное, она находится.