Вышла книга воспоминаний узников ГУЛАГА 58-я. Невилучене. Это истории 60 человек

Вышла книга воспоминаний узников ГУЛАГА «58-я. Невилучене». Это истории 60 человек

Издание переведено на украинский, книга же написана российскими журналистками. Украинская тема в книге «58-я. Невилучене» откровенно маргинальная. Но кое-где прорывается. Видимо, чтобы лишний раз напомнить об отсутствии у нас таких масштабных проектов. В этой книге собраны монологи шестидесяти человек.

Впервые мир увидела книжка с воспоминаниями «уголовников» Гулага по «политической» пятьдесят восьмой статье, и их «прихвостней». Впервые столько воспоминаний о сталинской и более поздней системе арестов и лагерей.

Идея, которая почти опоздала

Почему 58-я? Это статья за «контрреволюционную деятельность», преимущественно ею наполняли ГУЛАГ рабской трудовой силой.

Особенно хорошо второе его предложение экстраполируется на украинскую ситуацию. Как выглядит, у нас из личных свидетельств о ГУЛАГ изданы, в основном, те, которые бывшие заключенные сами сознательно записали и распространили.

Удивительно и трагично, что ранее не издававшиеся – доступно! – системные опросы, интервью на эту тему (или если такую работу кто-то и проводил, ее результаты остались практически неизвестными). Тем ценнее появление книги «58-я. Невилучене».

Своему масштабу и значению она приближается к знаменитой «Истории Гулага» Энн Эпплбом, хотя последняя в большей степени основывается на мемуарах и архивных документах.

Итак, «58-я. Невилучене» — это рассказанные истории. Которые, соответственно, сочетают факты (в субъективной, разумеется, трактовке) и интересные сюжеты (ведь не расскажешь гостье-журналистке что-то абстрактное, что не держится), а мощные эмоции, боль и счастье – в парадоксальное сочетание духа трагедии и духа жизнеутвержденности.

Эти истории можно пересказывать часами. И здесь, между прочим, одна из практической пользы книги: каждый читатель будет после нее насыщен эффектными «байками» для, так сказать, светского общения. Которые в действительности будут не просто болтовней в обществе ради демонстрации собственного остроумия, а способом конкретно и образно лучше осознать явление, о котором у нас обычно знают и высказываются все-таки весьма абстрактно.

Для тех, кто прочитал «Историю ГУЛАГА» Эпплбаум, эти рассказы не станут открытием, сюжеты будут известны. Но они дают новые подробности и новые эмоциональные краски.
Неисчерпаемый источник сюжетов: от сорванного свидания к оперной карьеры в лагерях

Чего стоит история Валентины Григорьевны с Архангельская! Во время войны до этого города постоянно прибывали корабли с союзнической помощью советском войске, а потому везде была куча иностранных моряков и солдат. Никакое НКВД, разумеется, не могло остановить их контакты с советскими гражданами.

Но решило его возглавить, создав «Интерклуб». Там были танцы, разговоры и все другие способы общения. А потом женщин, которые имели любовные связи с союзниками, часто арестовывали.

Такая судьба постигла и Валентину, которая уже имела ребенка от американца. Лишь она вовсе и не думала ломаться или впадать в отчаяние (только однажды собиралась покончить с собой, но позже этот опыт только укрепил ее дух). По ее словам, в лагере она почти все время отказывалась от работы, а издевательства и избиения чередовались с невероятным везением, с бурной любовью.

Близка к девяностолетия бабуля и теперь фотографируется в кокетливой позе, с открытой улыбкой и в цікавенькому шляпке.

«Я всегда с удовольствием о лагерь вспоминаю. У меня было очень счастливую жизнь. Да, много было несчастий, и я их одолела. Я победила. Победитель не может быть несчастный», — говорит Валентина Григорьевна.

Об аресте она не жалеет и высказывается в том смысле, что три года, которые можно было веселиться в «Интерклубе», вполне достойны отсидки, и даже можно было бы отсидеть еще раз. Только одно беспокоит эту женщину через семьдесят лет: «Одно мне только не дает покоя… Когда меня арестовывали, я собиралась на свидание. Меня грек ждал. Я и до сих пор часто его вспоминаю, думаю, что с ним, жив ли… Он же не понял, почему я не пришла. Вдруг обиделся?».

Или Комунелла Марковна из Грузии, которая вошла в тайной организации «Смерть Берии». Она рассказала, что знала, на что идет, и даже радовалась ареста как большому событию в довольно «скудном» жизни.

И, среди прочего, зафиксировала вот такую характерную жанровую лагерную сценку:

«И еще у меня до сих пор стоит перед глазами: «ведут нас на работу по пять. Возле дороги – какой-то лагерный начальник, рядом – его жена, милая девушка в белой шубке. Проходим мимо них длинной колонной, и я слышу, как она в истерике повторяет: «Сколько их, сколько их! Увези меня отсюда, не могу я это видеть, отвези!» — а он ей рот закрывает».

Есть в книге и атеист, который в лагере стал католиком, и мужчина, что решился на дерзкий побег из лагеря в Тайшете (где, кстати, сидел двоюродный дед автора этих строк), и оперная певица, которая никак не могла творчески реализоваться на свободе, зато уже не знала ограничений в заключении: выполнила в знаменитых лагерных театрах все партии, о которых мечтала, да еще и в обществе лучших музыкантов. На лагерной сцене артист переставал чувствовать себя «зеком».

И, конечно, много на этих страницах страшных историй гибели, голодной смерти, избиения, издевательств, болезней и миллионов способов унижения человеческого достоинства…
Наивное подполья

Что выглядит необычным в рассказах бывших узников, то это то, как многие из них утверждают, что действительно были членами подпольный организаций или еще что-то в таком духе.

В основном эти организации выглядят достаточно наивными сборищами молодых людей, редко способных на нечто большее, чем разговоры или разбрасывание листовок. Но если рассказы о них является правдой, то эта информация очень важна.

Она деконструирует стереотип «арестовывали только невинных». Стереотип, который имел своим неизбежным последствием мнению о полном отсутствии оппозиционных настроений или попыток сопротивления в сталинском СССР, что, честно говоря, казалось мне зовім нелогичным.

Хотя в книжке «58-я. Невилучене» можно прочитать и о сопротивлении серьезнее – здесь есть и разговор с бывшим участником партизанского движения в Литве, и с женщиной, которая в детстве помогала бойцам УПА (правда, кажется, не слишком осмысленно). Отметим, что в Эпплбаум узникам УПА и их борьбе в лагерях посвящен целый раздел.
Вертухаи не каются

Отдельный эксклюзив, собранный упорядницями книги – монологи конвоиров, надзирателей, охранники и других людей с другой стороны колючей проволоки (конечно, медики здесь – вещь отдельная). Что они думают о своей роли в эпопеи тех лет? Которые имеют впечатление?

Даже не ждите, что они покаялись. В предисловии к книге есть предупреждение, что она – не «суд» над людьми в форме. Но трудно не заметить: абсолютное большинство из них декларирует четкую и недвусмысленную убежденность в собственной правоте.

Случаются даже осторожные фразы о героизме. А в основном речь идет просто о работе, приказы, о том, что они не знали и не интересовались, почему арестовали тех или иных людей, что вообще они здесь ни к чему, а при Сталине было хорошо, была дисциплина, и как бы все это классно было вернуть.

Особый пункт внимания лагерной и тюремной охраны – питание. Кажется, во всех них глубоко укоренилось убеждение, что «зэков кормили значительно лучше, чем нас, им было все, нам ничего». Убеждение, исполненное искренней обиды.

Правда, при этом историй о голодных смертях охраны почему-то никто не рассказывает. Так же возмущенно убеждают они, что «зэки» их постоянно оскорбляли, а вот они в ответ не могли сделать ничего. Словом, что-то вроде «тезисов» беркутовцев и вевешников по поводу их «деятельности» на Майдане в 2013-2014 годах.

Типичный социальный портрет человека по «сталинский» сторону колючей проволоки демонстрирует практически неграмотном человеке, которому едва удалось вырваться из нищей деревни, часто в момент серьезных семейных трудностей и «завербовалась» в тюремную дело, лишь бы «зацепиться» в городе и прокормиться. Конечно, такому человеку было не слишком сложно убедить себя не ставить другим и себе неудобных вопросов.

Легко верилось и в предложенные сверху или в профессиональной среде формулы о порядке, врагов, «распустились» и прочее. «Кого там жалеть? Моих родственников там не было», — одна из типичных красноречивых фраз. Однако все же и в воспоминаниях некоторых из них порой возникает сомнение, непонимание, зачем все это было. Еще более выразительные такие «трещины в бетоне» у медицинских работников, у которых был плотнее личностный контакт с заключенными.

Украинская тема в книге «58-я. Невилучене» откровенно маргинальная. Но кое-где прорывается. Видимо, чтобы лишний раз напомнить об отсутствии у нас таких масштабных проектов. Самые интересные российские издания, даже в хорошем украинском переводе (хоть и не без локальных странных вещей вроде «выстрелов на поражение»), заменить их не смогут. Вот только не поздно ли уже? Средний возраст самых молодых героев этой драмы явно уже даже не девяносто лет…

Отрывок

Анна Артемьева, Елена Рачова. 58-ю. Невилучене. – Харьков: Виват, 2016.

АНТОНИНА ВАСИЛЬЕВНА АСЮНЬКІНА

Папа мой был человек божественный, раскулачили его за Христа

и выслали.

Мама была неграмотной, а отец — развитый, грамотный,

все знал. И столярничал, и лошадей мог подковать, и на гармошке играл. Молодец был отец! Никогда не грустил. Как и я.

Сами мы из Воронежской области, с хутора Комарово. Там была церковь, мама с папой ходили молиться, они были люди набожные, федоровке. Был один такой Федоров, и мы словно ему подлежали.

Как стали разрушать ту церковь, отец ушел, начал им говорить: «Что вы делаете! Такую красоту нищие!» Друг один говорит:

«Молчи, Василий, а то поедешь туда, куда Макар телят не гонял».

Ну и за два дня начали люди говорить, что тех, кто возле церкви был, возмущался, будут раскулачивать и забирать. Дед тоже ходил шуметь — его выслали. А дядя Ваня не ходил — его все равно раскулачили.

Погрузили нас на три подводы. Меня привязали, потому что я хотела убежать, не хотела ехать. Думала, что от родителей хотят меня забрать. А родители что, они молчат. И мне опять: «Прикуси свой язык. А то мы в одну сторону ту-ту поедем, а ты в другой». Испугалась я!..