Компромат из достоверных источников

Уважаемые заказчики DDoS-атак! Рекомендуем Вам не тратить деньги и время впустую, так что если Вас что-то не устраивает на нашем сайте - значительно проще связаться с нами - [email protected]

Заказчики взлома сайта, мы можем бадаться с Вами вечно, но как Вы уже поняли, у нас нормально работают бекапы, а также мы и далее легко будем отлавливать и блокировать ваши запросы, поэтому также рекомендуем не тратить деньги и время впустую, а обратиться к нам на вышеуказанную почту.


Залечь на дно в Моленбеке: почему Бельгия стала базой исламистов

Залечь на дно в Моленбеке: почему Бельгия стала базой исламистов

След ведет в Бельгию
После серии терактов в Париже вечером 13 ноября первые подозреваемые в причастности к организации атаки были арестованы уже к вечеру субботы, 14 ноября, но не во Франции, а в Бельгии, в коммуне Моленбек-Сен-Жан на западе столичного региона. Подозрения правоохранительных органов были основаны на том, что в машине, на которой предположительно передвигались боевики, парижская полиция нашла парковочный талон из Моленбека.
В понедельник днем полиция Брюсселя организовала повторный рейд в данном районе. Этому предшествовало сообщение радиостанции RTL о том, что в Моленбеке проживает возможный организатор атак и брат одного из террористов смертников Абдельхамид Абауд. Силовикам не удалось задержать подозреваемого, сейчас он объявлен в международный розыск.
Название этого района, который и раньше местные жители называли «исламистским гетто», в течение нескольких часов облетело весь мир — западные газеты и журналы наперебой начали присваивать ему ярлык «колыбели джихадизма». Это недалеко от истины: в одном из самых густонаселенных районов Большого Брюсселя, где на 6 кв. км живут 97 тыс. человек, преимущественно выходцы из Северной Африки, зародилось сразу несколько террористических ячеек.
Кровавая история
Помимо ноябрьской атаки в Париже выходцы из Моленбека так или иначе принимали участие в организации или исполнении нескольких крупных терактов по всему миру. Например, в сентябре 2001 года, за два дня до взрывов в Нью-Йорке, в Афганистане был убит один из лидеров моджахедов Ахмад Шах Масуд. Исполнителями выступили смертники из запрещенного в России движения «Талибан», выходцы из Северной Африки, которые некоторое время жили в Моленбеке.
В этом пригороде Брюсселя проживал и Хасан аль-Хаски, один из организаторов взрыва в Мадриде в марте 2004 года (крупнейшего до сих пор теракта в Европе по количеству жертв). В декабре того же года он был арестован и затем приговорен к 14 годам лишения свободы. После истечения срока заключения его экстрадируют из Испании в Марокко: его подозревают в организации взрывов в Касабланке в 2003 году.
В последние годы террористическая ячейка джихадистов в Брюсселе вновь стала активной. Весной 2014 года француз алжирского происхождения Мехди Немуш расстрелял посетителей Еврейского музея в Брюсселе, смертельно ранив четверых человек. До этого Немуша часто замечали в районе Моленбек. Там же он, по информации Al Jazeera, и купил оружие, как и Амеди Кулибали, напавший в январе на кошерный супермаркет в Париже в день атаки на редакцию сатирического журнала Charlie Hebdo.
Наконец, этим летом марокканец Аюб аль-Хаззани открыл огонь в скоростном поезде Thalys, следовавшем из Амстердама в Париж через Брюссель. Долгое время аль-Хаззани жил в пригороде Парижа, но в начале 2015 года переселился в Моленбек.
Транспортный узел
«В Бельгии сейчас довольно сложная атмосфера. Учитывая поток боевиков из Сирии и Ирака, а также джихадистскую пропаганду и налаженную логистику, Бельгия становится для террористов идеальным гнездом», — рассказал The Wall Street Journal (WSJ) анонимный источник в руководстве США. По его словам, близость Брюсселя ко всем столицам Западной Европы и большое количество мусульманских гетто (где боевики могут смешаться с толпой и залечь на дно) делают город привлекательным для радикальных исламистов.
Другая причина такой привлекательности — обширный нелегальный рынок оружия. В январе 2015 года Фламандский институт проблем мира при парламенте Фландрии заявил, что Бельгия отличается от соседних стран высоким уровнем владения как легальным, так и нелегальным оружием. С 2009 по 2013 год бельгийская полиция зарегистрировала 25 тыс. случаев нелегального приобретения оружия (кража, контрабанда, скупка на черном рынке), число же уголовных дел, связанных с нелегальным оборотом оружия, за этот срок составило 82 тыс. случаев, что на 25% больше, чем за предыдущую пятилетку. В разговоре с WSJ анонимный чиновник Евросоюза признал, что проблема оборота огнестрельного оружия в Бельгии имеет сейчас для европейских властей первоочередное значение.
Наконец, определенные трудности Бельгия испытывает и в системе управления. Страна фактически поделена на две части по этнолингвистическому принципу: фламандцы на севере и валлонцы на юге. С 2007 по 2011 год страна находилась на грани раскола, в том числе в течение полутора лет у Бельгии не было официально утвержденного правительства. В плане же обеспечения безопасности 19 коммун столичного региона контролируются шестью отдельными полицейскими бригадами, что усложняет обмен информацией по поиску преступников в рамках всего Брюсселя.
Как получается гетто
Моленбек — самый «трудный» пригород Брюсселя. До 2012 года, в течение 20 лет, пост бургомистра Моленбека занимал социалист Филипп Мурё. Именно на него — и на центральные власти — в Бельгии принято возлагать ответственность за то, что город превратился в гетто. С середины 1970-х, когда здесь впервые поселились выходцы из Северной Африки, их численность выросла вчетверо — по большей части по линии воссоединения семей.
«Когда семья приезжает из Марокко, она стремится присоединиться к тем, кого уже знает. Поэтому Моленбек из всех прочих коммун имеет самые тесные связи с Марокко», — объясняла в августе телеканалу RTBF отвечающая за интеграцию в городской мэрии специалист по исламу Сара Тюрин. Как результат выходцы из Магриба предпочитали оставаться внутри собственной замкнутой коммуны, а не искать возможности адаптации в бельгийском обществе. По официальным данным, безработица в районе составляет 30% (для молодежи — 40%) при средних по стране 8,4% по итогам второго квартала 2015 года. В Моленбеке, как показывает статистика, один из самых высоких уровней рождаемости в брюссельском регионе (20,79 на 1000 населения против 16,76 в среднем по региону, данные Monitoring des quartiers за 2012 год). Но, по данным социологического управления IBSA на 2012 год, только один из десяти родившихся в этом районе имел шансы попасть в детский сад.
«Ситуация с исламскими гетто в Бельгии типична для стран Западной Европы», — пояснил РБК доцент кафедры интеграционных процессов МГИМО Александр Тэвдой-Бурмули. По его словам, из общего количество мигрантов 40% не адаптируются полностью, 40% выглядят внешне интегрированными к вызовам западного сообщества, но это лишь фасад, и только 20% вливаются в общество органично.
«Моленбек, который обрел форму в соответствии с замыслами бывшего бургомистра Мурё, — это вопиющий провал идеи совместного проживания» коренных бельгийцев и иммигрантов, признает в разговоре с La Libre Belgique один из депутатов местного совета. Но даже по его мнению, не все так плохо: «Люди здесь уважительно относятся друг к другу, особенных трудностей не встречаешь. Как доказательство — вот уже несколько лет у нас не случалось погромов, а Рамадан проходит без проблем». Статистика доказывает: уровень преступности в Моленбеке ниже, чем в среднем по Брюсселю.
Новый мэр Моленбека Франсуаз Схепманс из либерального Реформаторского движения в разговоре с La Libre Belgique, когда говорит о террористах со связями в ее городе, отрицает очевидное: «Они не все отсюда родом. К тому же в большинстве случаев они здесь только останавливались». Но и она вынуждена признать: в некоторых районах доля выходцев из Северной Африки составляет до 80%, что помогает сохранить «анонимность <...> транзитерам с самыми плохими намерениями».
Но она соглашается: провал интеграции иммигрантов — корень социальных проблем города. «Им требовалось объяснить самое важное — объяснить их права и обязанности по отношению к бельгийскому обществу», — считает Схепманс.
«Гетто возникали случайно. Приезжие, в основном рабочие, селились поблизости друг от друга. Однако на каком-то этапе их становилось слишком много, и местные жители начинали покидать эти районы», — говорит Тэвдой-Бурмули. Гетто начинается как экономический феномен, но затем становится социально-культурным. «Единственная страна, которая препятствует созданию гетто, — Швеция. Она старается расселять мигрантов равномерно. Но и там увеличение количества приезжих встречает отторжение общества», — напоминает эксперт.
Рост исламизма
Ссылка бельгийского депутата на религиозный праздник Рамадан неслучайна: в магрибской общине с годами все большую популярность завоевывал воинствующий ислам, в 2012-м по городу прокатились погромы в связи с запрещением носить никаб. Расцвет исламизма бельгийские СМИ связывают с именем франко-сирийского мусульманского богослова Бассама Айяши, в начале 2000-х перебравшегося в Моленбек и основавшего в городе Бельгийский исламский центр. Личный друг одного из убийц Ахмад Шаха Массуда (он вел религиозную церемонию его бракосочетания), как утверждает пресса, Айяши был связан с радикалами по всему миру, в первую очередь с запрещенной в России «Аль-Каидой». Одно время его называли «человеком №2 «Аль-Каиды» в Европе» и обвиняли в вербовке желающих принять участие в джихаде в Афганистане и Ираке.
В конце концов в 2012 году его центр закрыли, обвинив в распространении экстремизма, а его сына Абделя Рахмана Айяши обвинили в подготовке терактов. Айяши-младшего приговорили после годичного процесса к пяти годам тюрьмы — заочно: в зале суда он так и не появился. К этому времени он уже воевал в Сирии. Из Моленбека воевать отправились, только по официальным данным, 15 человек, но, ссылается французский журнал Marianne на бельгийского исследователя Бахара Кимионгюра, «достаточно прислушаться к некоторым разговорам, чтобы понять, насколько отправка в Сирию стала всеобщей темой».
Бассам Айяши, сам перебравшийся в Сирию, активно поддерживал противников Башара Асада из числа салафитов, но выступал против «Исламского государства» — последователей Абу Бакра аль-Багдади в одном из интервью он назвал «первостатейными негодяями, настоящими террористами-головорезами». В Сирии он воевал под флагом собственной группировки, близкой к запрещенной в России «Джабхат ан-Нусре». Абдель Рахман Айяши погиб в бою 2013 году, его отец в феврале этого года попал под обстрел и потерял руку.
На смену Айяши в Моленбеке пришли рекрутеры «Исламского государства».
Государство готовит ответ
Сразу после атаки на редакцию Charlie Hebdo бельгийское государство спохватилось: в городе стартовала программа по переподготовке полицейских, социальных работников, учителей и других госслужащих — они должны были научиться распознавать потенциальных сторонников джихада, завоевывать их доверие и разубеждать.
В Антверпене и Вильворде, где были запущены такие же программы, их результат был признан удовлетворительным — из мусульманской общины никто больше в Сирию не отправлялся, цитирует La Libre Belgique министра внутренних дел Бельгии Яна Ямбона. Но в Моленбеке результат оказался провальным. «Я перееду в Моленбек», — заявил Ямбон по фламандскому телевидению, пообещав «в ближайшие дни разобраться, почему то, что работает в других городах, не работает в Брюсселе». «Этим делом я займусь лично», — пообещал он.
В понедельник, 16 ноября, после начала повторного полицейского рейда в Моленбеке, премьер-министр Бельгии Шарль Мишель пригрозил закрыть в этом районе «определенные радикальные мечети», которые, по мнению властей, являются рассадниками джихадизма.
Многие политики со скептицизмом смотрят на предложение кабинета министров. Так, депутат-социалист бельгийского парламента Джамаль Иказбан заявил Financial Times, что основной источник радикализации мусульман — интернет, а не мечети. Сам Иказбан родился в Эттербеке, другой коммуне брюссельского региона, его родители являются мигрантами из Марокко. По его мнению, джихадизм находит питательную почву в бедности, а бедность в исламских гетто возникла из-за недоинвестирования в образование и жилищные условия. «Основная точка входа в радикализм — это не религия, а осознание отсутствия каких-либо перспектив для себя», — уверен политик.

Топ