«Дешевле новых родить»

Почему жизнь, здоровье и свобода россиян стоят так мало

В России идет множество судебных процессов о компенсации морального и материального вреда: люди, потерявшие здоровье, близких или свободу надеются получить от виновных деньги. Такие суды, вероятно, предстоят родственникам погибших при пожаре в «Зимней вишне» и в катастрофе SSJ-100 в ; на реабилитацию и компенсацию, по  омбудсмена Татьяны Москальковой, имеет право несправедливо обвиненный в распространении наркотиков журналист . Но как показывает судебная практика: россиянам крайне редко удается получать адекватное возмещение. На что им стоит рассчитывать и почему «дешевые люди» способны погубить государство — в материале .

В России, в отличие от европейских стран и США, нет методики расчета стоимости человеческих жизни и свободы, по которой можно было бы определять размеры ущерба. К тому же в нашей стране стоимость жизни в зависимости от региона проживания может отличаться в несколько тысяч раз, потому что местные судьи руководствуются своими собственными представлениями о справедливости.

Никого нет

После пожара, случившегося в Кемерово 25 марта 2018 года, прошло больше года; несколько месяцев назад началось судебное разбирательство. Сейчас в Заводском районном суде города идет самая тяжелая часть заседаний — показания дают родственники погибших. Навсегда в «Зимней вишне» остались шесть девочек из 5 «А» класса средней школы из поселка Трещевского — пригорода Кемерово. В день катастрофы у них был праздник — начались каникулы, в честь этого их повезли в город — на каток, боулинг и в кино. Дети редко выбирались из поселка.

Татьяна Балахнина, мать погибшей 11-летней Вероники Понушковой, говорит, что родители отправили девочек в кинотеатр на премьеру мультфильма, а сами остались ждать внизу, в кафе. Когда начался пожар, одна из девочек позвонила — сказала, что они не могут дышать.

— Мы побежали на четвертый этаж. Там был дым, нас не пустили, — пояснила суду Татьяна Балахнина. — После этого мы выбежали на улицу и пытались найти там своих детей. Бегали вокруг здания. Потом нам сказали, что детей вывели в бассейн… Но больше мы их не видели.

Татьяна Балахнина заявила, что подает в суд иск о взыскании со всех виновных в трагедии 100 миллионов рублей в качестве компенсации морального вреда.

Во время судебного опроса Ольга Тиханкина, у которой погибли в зале кинотеатра дочь, невестка и трое внуков, рассказывала мучительные подробности, как по звонку дочери она прибежала в кинотеатр, как потом ждала пожарных и умоляла их бежать к кинотеатру, в котором оказались закрыты люди, как пожарные отказывались, убеждая, что в залах нет людей — всех вывели. Тогда Ольга включала телефон на громкую связь, и пока еще живые люди говорили, что задыхаются, спрашивали, почему никто к ним не идет. Вскоре на звонки отвечать перестали.

Как показало расследование, пожар возник из-за короткого замыкания электропроводки. К гибели людей привели нарушение правил пожарной безопасности, неработающие системы пожарной защиты и закрытые эвакуационные выходы.

Тиханкина заявила, что от своего имени подготовила иск на возмещение морального вреда — по 5 миллионов за каждого родственника. Она горько добавила, что готова увеличить сумму в сто раз.

По информации Следственного комитета, общая сумма гражданских исков от пострадавших по уголовному делу о пожаре превысила 2,9 миллиарда рублей. Эксперты надеются, что дело «Зимней вишни» может стать прецедентным, и благодаря ему с мертвой точки сдвинется вопрос о создании методики адекватной оценки стоимости человеческой жизни. На ее основе будут производиться выплаты пострадавшим в катастрофах и компенсации морального и материального ущерба в связи с гибелью или инвалидностью россиян. До сих пор чиновники и судьи решают, кому и сколько платить, «на глазок», исходя из политической конъюнктуры, общественного резонанса и собственных представлений о справедливости.

Никакая самооценка

Адвокат коллегии «Гражданские компенсации НОКА» Ирина Фаст  практику назначения компенсаций морального вреда в России. Когда гибнет человек, часто эта сумма — единственное, на что могут рассчитывать родственники. Автор проанализировала статистику Судебного департамента при Верховном суде РФ за несколько последних лет, а также несколько тысяч дел из регионов. Выяснилось, что среднее значение компенсации морального вреда за смерть россиянина составляет 111 тысяч рублей. Более приближенным к реальности будет медианное значение (то есть то, которое отсекает крайние показатели, оставляя данные из середины выборки) — 70 тысяч рублей. Средняя «стоимость» компенсации морального вреда при инвалидности — 193 тысячи, медианная — 140 тысяч.

При этом разница в минимальных и максимальных размерах компенсаций по аналогичным делам — скажем, о тяжелом вреде здоровью — может достигать 3127 раз. Это значит, что за примерно один и тот же ущерб человек может получить 5 тысяч рублей, 100 тысяч или 15 миллионов. Последняя цифра реальна: в 2015 году суд Санкт-Петербурга назначил такую компенсацию морального вреда за случай, когда ошибка медиков во время родов привела к гибели ребенка и нанесла тяжкий вред здоровью роженицы. На данный момент это рекорд.

Согласно математической модели расчета стоимости жизни человека, разработанной в , «ценник» среднестатистического россиянина сегодня составляет 60-65 миллионов рублей. Как пояснил проректор Финансового университета, доктор экономических наук , созданная учеными формула стоимости жизни учитывает и материальный ущерб. В основе несколько параметров: продолжительности жизни, душевой доход (или та польза, что человек мог бы принести государству) и средний уровень удовлетворенности граждан своей жизнью.

При этом, согласно созданной учеными математической модели, стоимость жизни россиян — величина непостоянная. Например, в 2015 году она составляла 39,3 миллиона рублей, в начале 2018 года — 46,9 миллиона. Рост объясняется повышением уровня жизни и снижением безработицы.

— Я понимаю, что в современных условиях 65 миллионов — немыслимая сумма, — констатирует Алексей Зубец. — И осознаю, что в ближайшее время достичь ее невозможно. Но об этом нужно говорить, к этому нужно стремиться. Эта сумма соразмерна компенсациям в странах с развитой экономикой. Необходимо, чтобы люди понимали, что они сами по себе — ценность, что они должны чего-то стоить, и мизерные размеры компенсаций должны стать для них неприемлемыми.

Экономист пытается доказать, что ничего меркантильного в этом вопросе нет и быть не может. Зубец убежден, что высокая стоимость жизни — это «меры экономического развития», которые «помогают сберечь людей, способны двигать экономику государства вперед». Если человек стоит дешево, то дешевле «родить новых», чем строить безопасные дороги и самолеты.

В Финансовой академии сокрушаются, что если говорить не об экономических параметрах расчета стоимости жизни, а о самооценке, ситуация становится хуже. Уже больше десяти лет ученые проводят ежегодный социологический опрос россиян о том, какой на их взгляд могла бы быть достойная и справедливая компенсация в связи с гибелью людей на транспорте или производстве. В 2007 году получилась сумма в 2 миллиона рублей. В свое время эти результаты послужили отправной точкой для установки сумм возмещения за гибель пассажиров на воздушном транспорте, и постепенно стали применяться и в других делах, вызвавших общественных резонанс. Но прошло много лет, а предельная сумма «справедливой» компенсации не растет. «То есть 1-2 миллиона рублей для среднестатистического россиянина — это максимум, о чем он может мечтать», — сокрушается Алексей Зубец.

Бесценно — значит даром

Адвокат Ирина Фаст замечает, что термин «стоимость жизни» до недавнего времени был табуированным. С советских времен у многих в голове сидит, что жизнь — бесценна. Собственно, это зафиксировано даже в Конституции.

— Когда я вижу мизерные суммы выплат по гибели людей, то мне странно слышать, что человеческая жизнь — высшая ценность, — добавляет Фаст.— Может, это кощунственно звучит, но в наших реалиях бесценность человеческой жизни превращается в бесплатность.

Юристы говорят, что и в других странах существуют проблемы с методиками и правилами расчета справедливого ущерба. Однако там пострадавшие, отправляясь в суд, хотя бы примерно понимают, на какой минимум могут рассчитывать. В России ситуация абсолютно непредсказуема. Все зависит исключительно от взгляда судьи и от того, как пристально следят за процессом СМИ и общественность.

Часто расходы на юридическую помощь при ведении судебного дела могут превысить назначенную судом компенсацию морального и материального вреда. Например, по статистике «Союза пешеходов», компенсация морального и материального вреда пострадавшим в ДТП пешеходам составляет от 10 до 700 тысяч рублей. Максимальные суммы, как правило, присуждаются тем, кто в результате аварии стал инвалидом. Правда, в 90 процентах случаев эти деньги получить невозможно — виновники аварий уклоняются от выплат. Некоторые перепродают имущество либо переписывают его на родственников, друзей. Приставы утверждают, что ничего сделать не в состоянии.

По словам Ольги Вакиной, адвоката «Союза пешеходов», это приводит к тому, что пострадавшие, «обессиленные после больниц», предпочитают не связываться с судом, особенно если понимают, что у них «легкий ущерб».

— Нужны четкие критерии, по которым судья мог бы оценить нравственные страдания, — убеждена Вакина. — Прямо по пунктам, чтобы судья в каждом конкретном случае аргументированно мог ответить, почему так.

Игра в рулетку

Руководитель Забайкальского правозащитного центра Анастасия Коптеева соглашается, что нужны однозначные критерии и методика подсчета морального вреда, но опасается, что назначение минимума по компенсациям может привести к тому, что именно его и будут назначать, а также сомневается, что четкий алгоритм будет работать без сбоев. В качестве примера она приводит дело жителя забайкальского города Балей .

В августе 2014 года магазин гражданской жены Захарова попытались ограбить. Ночью неизвестный мужчина, подставив принесенную с собой табуретку, принялся откручивать гаечным ключом болты на железных оконных решетках. Это увидела продавщица и позвонила хозяйке. Через несколько минут пришли хозяйка и Александр Захаров. Александр ударил вора по руке подвернувшейся палкой. Грабитель особо не сопротивлялся, так как оказался изрядно пьян. Толком он ничего сказать не смог, но пообещал, что «больше не будет». Оказалось, что у него накануне родился ребенок. Хозяйка магазина хотела вызвать полицию, однако Александр посоветовал этого не делать, объяснив, что правонарушитель пьян и все равно ничего не украл. Стороны разошлись без взаимных претензий.

Однако через несколько дней на Захарова завели дело о покушении на убийство. По словам Коптеевой, возвращаясь ночью домой, неудавшийся грабитель упал и разбил лицо. В больнице из-за отсутствия полиса его отказались принять. Тогда, разозлившись, он отправился в Балейский отдел полиции, чтобы наказать якобы нагрубивших ему врачей. Там он рассказал, что был не в себе из-за конфликта с Захаровым. Ему предложили написать на обидчика заявление. Позже оказалось, что у следователя, зацепившегося за эту историю, были личные неприязненные отношения с Александром.

В результате Захаров четыре месяца провел в . В декабре 2015 года  принесла ему официальные извинения за незаконное уголовное преследование.

— В 2018 году мы подали иск в суд к  с требованием компенсации морального вреда за необоснованное уголовное преследование и лишение свободы, — рассказывает Коптеева. — Как раз вышло решение Верховного суда, где говорилось о том, что суды первой инстанции должны присуждать достойные компенсации за незаконное обвинение в преступлении. И даже была указана конкретная сумма — две тысячи в сутки за незаконное задержание. Однако по нашему делу суд определил компенсацию в 80 тысяч рублей. Это мотивировалось тем, что в Забайкальском крае день незаконного пребывания в СИЗО равен 330 рублям.

Апелляция в вышестоящую инстанцию оставила приговор без изменений. Коптеева замечает, что в 2016 году по аналогичному делу тот же Центральный суд Читы выплату в 256 тысяч рублей за незаконное уголовное преследование.

— Дела аналогичные, а сумма разная, — заостряет внимание Коптеева. — Действительно, сегодня нельзя даже предварительный прогноз составить, какую сумму компенсаций можно получить. Это как игра в рулетку. Только когда подаю иск и вижу, к какому судье он попал, какие тот вел раньше дела и какие решения выносил, то начинаю примерно понимать, чего ждать. Все упирается в человеческий фактор.

Щедрое Забайкалье

Забайкальский край, несмотря на то, что считается одним из самых депрессивных регионов России, — на первом месте в стране по размеру материальных компенсаций за моральный ущерб, особенно в тех делах, где идет речь о медицинских ошибках. По информации президента Лиги защиты прав пациентов Александра Саверского, в среднем сумма морального и материального ущерба по медицинским делам сейчас составляет 120 тысяч, в Чите же — миллион рублей.

По словам Коптеевой, это вовсе не из-за политической дальновидности региональных судей, решивших материально поддержать забайкальцев, а результат систематической работы правозащитников.

— Мы нарабатывали практику годами, — говорит Коптеева. — Начинали тоже с унизительных компенсаций: человеческую жизнь могли оценить в 30 тысяч рублей.

Правда, сейчас в Забайкалье наблюдается побочный эффект. Народ поверил, что справедливости можно добиться, и в результате количество исков о требовании материальных компенсаций за врачебные ошибки значительно выросло. Суммы же стали снижаться.

— Суд щадит бюджеты больниц, — пояснят Коптеева. — Я не могу утверждать — за руку не ловила, но вправе полагать, что система договаривается негласно между собой о максимальной предельной сумме. Понятно, что бюджет не резиновый. Но вместо того, чтобы устранять изначальные причины, государство привычно начинает экономить на своих гражданах.

Простая математика

В Комиссии по вопросам определения размеров компенсации морального вреда Ассоциации юристов России добавляют, что самая распространенная причина, по которой чиновники отказываются повышать «тарифы» на жизнь россиян, — это кризис и «непростая экономическая ситуация в стране». А высокие компенсации — новая нагрузка на бюджет и бизнес.

— Когда мы говорим о компенсациях, мы говорим о причине и следствиях. Компенсация — это следствие. А нам надо чинить причину, — убеждает адвокат Ирина Фаст. — Если человеческая жизнь стоит копейки, то бизнесу невыгодно вкладываться в безопасность. Это простая математика.

Среди юристов, занимающихся исками о возмещении ущерба, очень популярна история об автомагнате Генри Форде. У автомобиля  обнаружилась проблема — при лобовом столкновении он мгновенно загорался. Было много летальных случаев среди водителей и пассажиров. Инженеры начали разбираться. В конце концов пришли к выводу, что во всем виноваты технологические особенности, вызванные стремлением удешевить конструкцию автомобиля. Исправлению они не подлежат. Единственный способ не подвергать опасности водителей — отозвать машину с рынка. Созвали экстренное совещание. Руководство завода взвесило: на одной чаше весов — отзыв автомобилей и связанные с этим огромные убытки; на другой — ничего не делать и просто платить пострадавшим компенсации. Второй вариант оказался выгоднее. Завод «Форд» оставил тогда все как есть.

— Это реальная история, — подводит итог Фаст. — Она произошла сто лет назад, но выбор что дешевле — сегодняшняя реальность. Если человеческая жизнь стоит 100 тысяч, то бизнес, считающий издержки, не будет вкладываться в безопасную среду. Это гораздо дороже, чем заплатить за смерть. «Зимняя вишня» — яркий пример. Я мечтаю, чтобы люди, столкнувшиеся с утратой, пусть это будет во Владивостоке, Москве или где-то еще, понимали, что, придя в суд, выйдут оттуда с определенным результатом. И чтобы этот результат не зависел исключительно от воли судьи. Я хочу, чтобы бизнесу стало невыгодно экономить на безопасности.

Наталья Гранина

Источник: