«Если бояться санкций, не нужно ничего делать»

«Нужно победить дезинформацию о «Сколково» — После ухода из правительства вы стали сопредседателем фонда «Сколково» вместе с Виктором Вексельбергом. Чем будете заниматься в этой должности? — Я занял пока именно это место, но сейчас практически уже готовы изменения в устав, с учреждением новой позиции — председатель фонда, которую мне предложено занять. Председатель фонда будет уже не общественной работой, а постоянной. Это стратегическое руководство и ответственность за исполнение тех функций, которые законом об инновационном центре «Сколково» предписаны фонду. Я буду за это лично отвечать, нести персональную ответственность, и за это мне деньги платить будут. — Как оцениваете результаты работы «Сколково»? Требуется ли перезагрузка проекта? — Я вступил в проект «Сколково» еще до его рождения, поскольку мы с коллегами эту идею придумали, обсудили, доложили руководству страны, она была поддержана, и мы ей занимались все эти годы, работая в разных местах, в администрации президента и потом в правительстве. Удалось сделать почти все, что хотели. «Почти» — по разным причинам: я бы сказал, на 80% мы смогли осуществить. Я имею в виду и создание материальной инфраструктуры, и создание инновационной среды, экосистемы «Сколково», которая состоит из университета «Сколтех», из других элементов образования, гимназии сколковской, которая уже очень популярна, и огромный конкурс для поступления туда. Строится жилье, люди начинают селиться, работает технопарк, офисы крупных инновационных компаний, как зарубежных, так и российских, строится огромная социальная инфраструктура. В планах было создать все это чуть-чуть быстрее, буквально на год-полтора. Где-то мы переоценили возможности по срокам строительства, где-то переоценили наши возможности по преодолению бюрократических барьеров. В десятилетнем интервале год-полтора — это не очень критично, главное, что мы идем по намеченному пути и делаем все то, что хотели сделать. И я бы не сказал, что нужна перезагрузка, нужна новая энергия, свежесть в команде, потому что у кого-то уже взгляд замылился, нужен взгляд со стороны. Как в любой организации, нужно какое-то количество новых людей, тем не менее я считаю, что команда очень профессиональная и работает хорошо. Кстати, операционные расходы, связанные с функционированием «Сколково», уже меньше, чем те налоги, которые приносит компания «Сколково», а это означает, что страна уже начинает выигрывать от функционирования центра. — Что планируете в первую очередь менять? — Что нужно прежде всего привнести — взаимодействие с другими институтами развития. Я имею в виду и Российскую венчурную компанию, и «ВЭБ инновации», и инновационные структуры крупнейших российских корпораций. Точечные взаимодействия уже существуют, но далеко от того уровня, который необходим, и это одна из задач, которой я буду заниматься. У «Сколтеха» в основном партнерство было с Массачусетским технологическим институтом (MIT), и это так и планировалось. На новом этапе нам нужна более широкая сеть партнерств, не только с MIT, но и с более значительным кругом университетов, научных центров по всему миру, а также с РАН. Необходимо посмотреть новым взглядом и на концепцию развития самой территории. Я считаю, что люди, которые этим занимаются внутри «Сколково», делают все правильно. Но еще более амбициозная задача — интегрировать с точки зрения управления и жизни территории, которые прилегают к инновационному центру: школу управления «Сколково», Мещерский лесопарк, соседнюю территорию, которая находится в ведении группы компаний Романа Абрамовича. Мы это все обсуждаем, в том числе с правительствами Москвы и Московской области. Юридическое объединение не предполагается, но намного более тесное партнерство уже развивается. Мы хотим, чтобы была единая среда для жизни, для деятельности, для общения на всей этой огромной территории, такой своеобразный город внутри города. — Потребуют ли новые задачи докапитализации фонда? — У нас стабильное бюджетное финансирование, больше, чем есть, не нужно. «Сколково» постепенно начинает зарабатывать деньги, и со временем бюджетные ассигнования на операционные расходы должны снижаться. А из частных источников — да, мы будем доказывать нашим партнерам, что «Сколково» — это хорошее место для вложения частных денег. При этом мы будем ставить вопросы перед правительством относительно дальнейшего развития. Есть тема второй очереди университета, второй очереди технопарка, там определенные инвестиционные средства нужны. Поскольку речь идет о фундаментальном образовании и фундаментальной науке, обычно это функции государства. Мы должны будем доказать, что именно в «Сколково» нужно это сделать, а не где-то еще. — Когда «Сколково» выйдет на безубыточность? — Это займет несколько лет. Здесь главный вопрос — как считать налоги, потому что они значительны, если считать доходы плюс налоги, то это точно будет покрывать расходы довольно быстро, мне кажется, максимум в пределах пяти лет это возможно. Если только доходы, а налоги считать отдельно, то это займет больше времени, прежде всего по тем причинам, о которых я говорил: часть расходов идет на социальные нужды, которые не приносят никакого дохода. И мне кажется, покрытие этой составляющей из налогов — нормальная вещь. — Нужны дополнительные льготы? — Необязательно льготы. У нас уже сейчас есть договоренность с Москвой, что существенная часть налоговых поступлений от «Сколково» идет на обслуживание территории, поскольку это часть города. — Как строятся международные связи, учитывая введенные недавно в США санкции против Вексельберга? — На «Сколково» эти санкции не отразились в настоящее время. Конечно, партнеры чуть более осторожно подходят к встречам и к заключению сделок. Если мы увидим, что есть реальные проблемы, будем думать, какие нужно принимать решения. Мы мониторим ситуацию, юристы тоже смотрят на всю эту ситуацию. Пока никаких отрицательных последствий мы не увидели. — Не было случаев, когда компании говорили, что уходят из «Сколково» из-за санкций? Даже американские партнеры? — Не было. И с MIT, Cisco, Boeing и многими другими партнерами продолжается очень активное взаимодействие. — Вексельберг продолжает инвестировать в «Сколково»? — Продолжает. И компания «Ренова» продолжает инвестировать. — Чем закончилась проверка ФСБ информации о размещении части средств фонда на счетах Меткомбанка, который был связан с Вексельбергом? — Я еще не видел результатов. — «Сколково» продолжает работать с этим банком? — Не могу сказать. В том числе финансовые операционные вопросы вообще не были в моем ведении — это сфера ведения правления. Когда я стану председателем, я буду этим заниматься. Я еще на 100% не погрузился в тематику. — Когда создавалось «Сколково», его называли российской Кремниевой долиной. Есть ли задача в общественном сознании изменить отношение к фонду, доказать, что это удачный проект? — Мы всячески от термина «Кремниевая долина» стараемся уйти, поскольку, во-первых, это не совсем то же самое, во-вторых, по-русски это не очень хорошо звучит. «Сколково» стало зонтиком и мотором для развития инновационного бизнеса по всей стране и для международных партнерств. У нас существует несколько тысяч стартапов и уже несколько десятков успешных инновационных компаний, которые выросли под крылом «Сколково» и уже зарабатывают значительные деньги, платят значительные налоги. ​«Сколтех» является одним из наиболее успешных с точки зрения научной деятельности университетов в стране, по цитированию, по публикациям в первой тройке среди всех университетов. И это всего лишь за небольшой период времени. Сколковская гимназия одна из самых популярных в стране, точно входит по уровню образования в число ведущих школ в России. Городская инфраструктура, городская среда абсолютно нового уровня и нового типа, какой ранее не существовало в России. Вот эту историю успеха нужно рассказывать. Многие люди говорят о «Сколково»: «Ну да, что-то такое задумали десять лет назад, кучу денег вложили, три дома построили — вот все, что сделали». Это дезинформация. Но чтобы эту дезинформацию победить, нужно истории успеха пропагандировать, показывать и делать так, чтобы все это видели. Как во время чемпионата мира по футболу все увидели другую Россию.«Безопасность ЧМ обеспечили на 99,99%» — Вы возглавили оргкомитет чемпионата мира по футболу в России на заключительной стадии. Что было самым сложным? — Самое сложное состояло в том, чтобы воздержаться от излишнего вмешательства в текущую работу. Команда, которая здесь работала на протяжении многих лет, сверхпрофессиональная, и к моменту моего прихода 90% задач было решено. Мне нужно было только помочь решить оставшиеся 10% задач. И я считаю, что вместе с коллегами и внутри оргкомитета, и в партнерстве с ФИФА мы с этим справились, сделали все необходимое для успешного проведения чемпионата мира. Все остальное было только счастьем. И мы работали на результат. Результат был и со спортивной точки зрения, спасибо нашей футбольной сборной, и с точки зрения качества футбола, спасибо всем футболистам за это, и с точки зрения организации, спасибо за это прежде всего нашим людям всем. Не только нашей команде оргкомитета и ФИФА, но и болельщикам, волонтерам, всем. — Что входило в эти 10%? — Мы обеспечивали завершение строительства стадионов (нужно было ежедневно подгонять строителей), создание временной инфраструктуры для проведения чемпионата, инфраструктуры безопасности, ИТ-инфраструктуры, работу сервисов, питания, медицину, медиа, транспортное обслуживание; это сама организация матчей прежде всего, фестивали болельщиков, работа с городами. Это ежедневная работа десятков, сотен людей, которая не видна многим, но дает тот результат, который все увидели. — Сколько стоила РЖД перевозка болельщиков бесплатными поездами? — Перевезли чуть меньше 400 тыс. человек, я думаю, обошлось в пределах 2 млрд руб. Скорее всего, уточним еще цифры. — На обеспечение безопасности только по статье силовых ведомств было потрачено больше 30 млрд руб. Тем не менее в финале Pussy Riot выбежали на поле. Не означает ли это, что 30 млрд не обеспечили полной безопасности? — Я думаю, что ответ очевиден. Безопасность была обеспечена на 99,99%. Ничего страшного не случилось — немножко нарушился нормальный ход матча, к сожалению, финала. Хорошо, что это было самой большой проблемой. Но это означает, что 30 млрд были потрачены в полной мере эффективно — ничего опасного никто не пронес на стадион, никаких массовых конфликтов, инцидентов не случилось.«Я не был вовлечен в бизнес группы «Сумма» — Видели ли признаки нарушений при строительстве стадиона в Калининграде, который строили компании группы «Сумма»? Что вы думаете про дело братьев Магомедовых? Были ли у вас беседы с представителями правоохранительных органов по этому делу? — Что касается строительства стадионов, то нарушения есть всегда и на всех стройках без исключения. Я слышал про нарушения при строительстве всех стадионов, за исключением, пожалуй, «Лужников», но все они были минимальны и не привели к существенным проблемам ни с финансовой, ни со строительной точки зрения. Что касается отдельных строительных огрехов и, возможно, отдельных финансовых огрехов тоже, это будет предметом устранения нарушений в посттурнирный период. Уже сейчас такая работа началась в Волгограде и Нижнем Новгороде. Кроме того, нарушения могут стать предметом работы органов финансового контроля. Тему группы «Сумма» я комментировать не буду, никакого общения по этому делу с правоохранительными органами у меня не было. Я не был частью этого процесса вообще. Я, естественно, знаю Зиявудина Магомедова и его брата, мы вместе учились и много встречались, но я никак не был вовлечен ни в бизнес их компаний, ни в какую-либо текущую работу, кроме благотворительной деятельности, которую они осуществляли. Во многих благотворительных проектах я принимал участие, как я это делаю в подобных проектах огромного числа российских компаний. — Что думаете про предъявленные им обвинения — не как бывший вице-премьер, а как знакомый Магомедовых? — Я не комментирую, если идет речь о работе следственных органов в отношении любых компаний. — Если бы зашла речь про личное поручительство за Зиявудина Магомедова, вы бы его предоставили? — Я это оставлю, как свое личное дело, публично не буду комментировать. — Как вы относитесь к технологии Hyperloop, верите ли в ее успех в России и в целом? Будет ли фонд «Сколково» участвовать в ее адаптации? — Знаю, что мои коллеги в РЖД, которые занимаются технологической частью, внимательно за этим следят. Были даже предварительные финансовые расчеты. Конечно, к любой новой технологии такая консервативная компания, как РЖД, подходит очень осторожно. Я считал, что хорошо бы какой-то пилотный проект, необязательно с участием РЖД, реализовать на территории России, может быть, небольшой по расстоянию, чтобы посмотреть, как это работает, а потом уже принимать более серьезные решения. Но это не находится сейчас в сфере моей компетенции. Как член совета директоров РЖД, если такой вопрос будет поднят на совете, буду максимально объективно на это смотреть.«Бюджет ФИДЕ — это 1990-е годы российского бюджета» — Вы говорили, что решение пойти на выборы президента ФИДЕ было согласовано с руководством страны. Это была ваша инициатива или Родина сказала: надо? — Эта идея у меня возникла давно, еще в конце прошлого года, но в силу должностных обязанностей я не имел права заниматься продвижением своей кандидатуры. Я полностью выполнил свои обязательства и ушел с государственной службы в середине мая. После этого уже стал активно заниматься шахматной темой и сообщил о своих планах руководству в конце мая — начале июня, получил поддержку, в том числе недавно и публично, президента России. Для моих прежних руководителей было сюрпризом, что я хочу этим заниматься. Кто-то из них знал, кто-то не знал о том, что я связан с шахматами, но это было абсолютным сюрпризом, тем не менее они поддержали, за что я благодарен. — Какие у вас взаимоотношения с нынешним главой ФИДЕ Кирсаном Илюмжиновым? Как относитесь к ситуации, которая вокруг него сложилась? — Мы очень давно знакомы, поскольку мой отец был частью шахматного мира всю свою сознательную жизнь, международным арбитром по шахматам. Все шахматные деятели были нашими знакомыми, друзьями, кто-то был у нас дома. С Кирсаном Николаевичем мы хорошо знакомы с 1990-х годов. Он сделал много хорошего для шахмат, но столь длительное руководство, конечно, было связано и с проблемами, особенно в последнее время в связи с санкциями. Команда, которую он собрал в ФИДЕ, к сожалению, показала неспособность эффективно развивать в дальнейшем шахматный мир. В последние два-три года фактически уже не Илюмжинов, а другие люди руководили шахматами. И с моей точки зрения, и с точки зрения многих моих коллег-шахматистов, это был уже период деградации шахмат. Ситуацию надо менять! Мы с Кирсаном Николаевичем общаемся, поскольку его опыт полезен для меня с точки зрения информации по проблемам и потребностям шахматного движения в будущем. Тем не менее я свою команду и позицию формирую самостоятельно и считаю, что в шахматы должна прийти именно новая команда. — Критики Илюмжинова, в том числе один из ваших соперников на выборах, Найджел Шорт, и представитель его лагеря Гарри Каспаров говорят о коррупции в ФИДЕ. Они критикуют контракт с компанией «Агон», которой ФИДЕ отдала право на проведение всех крупнейших турниров, считают, что Илюмжинов связан с этой компанией. Будете пересматривать контракт? — По моей информации, Кирсан Николаевич вложил в ФИДЕ намного больше своих денег, чем забирал из шахмат. То есть он был инвестором в шахматы, в отличие от тех, кто сегодня руководит ФИДЕ. Они только забирают деньги из шахмат и зарабатывают. Огромная часть доходов ФИДЕ идет от разного рода взносов, которые платят шахматисты и их семьи. Основной заработок — это детские турниры. Господин ​Макропулос (вице-президент ФИДЕ. — РБК) и его команда зарабатывают на детях, и причина этого в неспособности привлечь долгосрочных партнеров и спонсоров, просто фатальная неспособность, фатальная для ФИДЕ прежде всего и шахматного мира. Ситуация с финансами в шахматах для меня абсолютно непрозрачна. Да, я знаю эти строчки бюджета, вижу все эти взносы, вижу отчисления от крупных турниров. Я помню наши 1990-е годы и бюджет России в это время, я уже тогда в Минфине консультантом работал. Тот бюджет был непрозрачным, этот бюджет на 99% прозрачный — всегда есть к чему стремиться. Бюджет ФИДЕ — это 1990-е годы нашего российского бюджета. И этот контракт — то же самое. Я контракт с «Агоном» не видел, но по всей информации, которую я получаю, это абсолютно непрозрачная ситуация. Сейчас есть риск срыва чемпионского матча в Лондоне. Если вдруг сорвется матч за первенство мира — это будет уже катастрофой. Многие шахматисты говорят, что матч под риском срыва, поскольку призовой фонд не устраивает шахматистов, ситуация с налогами непрозрачна. — И то, что спонсором являются компании, которые попали под санкции? — Дело не в санкциях, бог с ними. Если бояться санкций, не нужно ничего делать вообще. Я считаю, что это все очень уважаемые компании, и «Лаборатория Касперского», и «ФосАгро» — очень хорошие, с отличной репутацией, спонсоры. Дело в том, что срыв матча на первенство мира — это срыв нормальной работы шахматного мира. Поскольку именно матч на первенство мира является вершиной шахмат. И именно на этом с коммерческой точки зрения должен быть основной заработок ФИДЕ, который потом нужно использовать для развития шахмат. Если мы выиграем на выборах президента ФИДЕ, конечно, эту ситуацию приведем в порядок. Но самое главное даже не контракт, а чтобы качество организации соответствовало потребностям. Как весь мир видит шахматы и сам матч, то, какую пользу он приносит для мирового шахматного движения, создание ролевых моделей в лице ведущих шахматистов для детей, для тех, кто стремится только к вершинам, для всех любителей шахмат — в этом заключается качество. Если даже что-то будет не совсем прозрачно на этапе, пока мы не изменили систему, но при этом с высочайшим качеством, претензий, я думаю, больших не будет. А если не прозрачно и качество ужасное, тогда зачем все это? — Какой может быть роль главы ФИДЕ из России в урегулировании ситуации после допингового скандала? В целом для улучшения взаимоотношений России и Запада? — Думаю, что это общая работа любого человека, российского гражданина, который находится на любой позиции, тем более высокой позиции, в том числе международной. Другое дело, что нужно делать это именно в интересах России, а человек, который находится на международной позиции, должен делать и в интересах международной организации, которой руководит. Любой глава международной федерации, если я буду таковым, очень хорошо, для России в том числе, должен воспринимать все страны как равные. С другой стороны, понятно, что есть страны с большими традициями, спортивные супердержавы, и Россия входит в их число. Поэтому, конечно, нужно взаимодействовать с Россией как в шахматной части, так и в целом, в части мирового спортивного движения, и использовать авторитет ФИДЕ и для улучшения отношений с Международным олимпийским комитетом. Я считаю, что здесь нет конфликта интересов. Но если он возникает, либо ты должен сделать выбор и остаться только в одной части, либо сделать все, чтобы совместить эти интересы.«Об уходе из правительства узнал в день инаугурации» — Что считаете главным результатом своей работы в правительстве? — Практически невозможно ответить, потому что я занимался слишком многими сферами, чтобы выделить главный результат. Но как член команды считаю, что нам в целом удалось продвинуть страну и экономику вперед, не допустить, несмотря на санкции, падения цен на нефть и многих других проблем, не допустить сползания вниз. Все равно экономика шла вперед, эффективность, производительность, конкурентоспособность повышались. Пусть, может быть, не такими быстрыми темпами, как хотелось, тем не менее все время был плюс. И это результат работы всей команды, правительства при поддержке президента, при поддержке людей, которые потом проголосовали на выборах за общую команду. — Каких целей достигнуть не удалось? — Я считаю, что в полной мере не удалось достигнуть максимального качества государственного управления в тех сферах, которыми я занимался, это оказалось более сложной задачей, чем ранее представлялось. Инерция административно-бюрократической системы очень высока. Cитуация менялась к лучшему, но настоящего проектного управления у нас пока еще нет, прямой связки между ресурсами и результатами пока нет, и именно эти управленческие вещи являются пока одной из основных областей, где потенциал еще очень и очень велик. — Что случилось с ценами на бензин, которые до президентских выборов почти не менялись, а после очень сильно выросли? — У нас ситуация на данном рынке всегда была вопросом балансировки между разными интересами — интересами нефтяного сектора и финансовой системы прежде всего. И в силу постоянного конфликта интересов, вполне естественного, это требовало ежемесячной работы с компаниями, работы на рынке, в том числе с точки зрения ожиданий. Потому что всегда есть вопрос — а насколько поднимутся акцизы потом, какие будут иные изменения в налоговой системе, НДПИ, пошлины и т.д. И на рынок влияет как текущая ситуация, так и ожидание. То, что произошло на бензиновом рынке, скорее вопрос пересменки в правительстве и отсутствия должного ежедневного управления этой сложной системой сдержек и противовесов в период этой пересменки. Это не обвинение кого бы то ни было, а объективный фактор. Просто нужно было держать руку на пульсе в ежедневном режиме, а из-за небольшой, буквально двух-трехнедельной перестановки местами и ожиданий, что налоги могут повыситься, компании за небольшой период времени решили реализовать накопленный потенциал неповышения цен. Если бы была четкая работа, четкое управление ожиданиями, можно было бы просто распределить в гораздо более длительный промежуток времени этот накопленный потенциал, сгладить динамику цен. — Мер, которые приняло новое правительство, достаточно? — Не буду сейчас оценивать. Пока преждевременно, слишком мало времени прошло. — Ваше личное отношение к повышению пенсионного возраста? — У меня нет к этому личного отношения. Слишком мало времени прошло с момента моего ухода из правительства, чтобы оценивать конкретные действия, но в любом случае уверен, поскольку работал с коллегами долгий период времени, что все необходимые расчеты либо уже сделаны, либо еще делаются. Соответственно, при подготовке ко второму чтению многие соображения будут учтены, при необходимости корректировки будут сделаны, с тем чтобы это было сбалансированное решение. Уверен, что будет найден общественный консенсус на эту тему. — Вы очень долго проработали в структурах власти, практически все время путинского срока. Когда узнали о своем уходе из правительства? Было ли это вашей инициативой? Были ли предложения остаться на госслужбе? — Мы, естественно, эту тему какое-то время обсуждали, я узнал об уходе 7 мая, в день инаугурации президента. Предложений остаться на госслужбе не было. — Видите ли себя в дальнейшем в публичной политике? — На данный момент нет. Но если все сложится удачно и наша команда победит на выборах президента ФИДЕ, то как минимум четыре года я буду заниматься именно этим и работой в «Сколково». Я считаю, что это достаточная загрузка для любого человека. Плюс у меня много есть общественной работы в наблюдательных советах университетов, благотворительных организациях, в РЖД, советах «Роснано» и Россельхозбанка. И дальше возможен еще один срок в ФИДЕ. Это один из элементов предвыборной программы — ограничить срок пребывания на посту президента ФИДЕ двумя сроками. Есть время подумать о дальнейшем, все будет зависеть от энергии и от приоритетов жизненных, от физического состояния, того, насколько я оцениваю свои возможности, насколько их оценивают мои коллеги. — Вы во время разговора про санкции сказали: «Бог с этими санкциями». Уже почти четыре года они действуют, насколько серьезное они оказали влияние на российскую экономику, продолжается ли это влияние? — Оно есть, но не очень большое, прежде всего потому, что мы научились работать в санкционных условиях и смогли минимизировать эффект санкций своей работой. Но нельзя говорить, что совсем эффекта нет, конечно, что-то получается медленнее, хуже доступ к финансированию, и какие-то проекты не реализуются, какие-то технологии недоступны, но мы это компенсируем другими более активными действиями, будем продолжать это делать.«Государству невозможно уйти от финансирования профессионального футбола» — Чемпион России по футболу «Локомотив» принадлежит группе РЖД, на его финансирование компания выделяет более 5 млрд в год. Сейчас много говорят о том, что футбольные клубы должны уходить от финансирования регионами и компаниями со значительным госучастием. Вы считаете, это реалистично? — Во-первых, я рад победе «Локомотива». Считаю, что это стало результатом в том числе работы управленческой команды, которую мы определили в рамках РЖД. На данном этапе невозможно государству уйти от финансирования профессионального футбола — это приведет к значительно долговременному спаду. Тем не менее должны быть выстроены правила игры. Нужно найти правильный баланс между государством и частным бизнесом, между интересами наших клубов на международной арене и интересами российского чемпионата. — За какой футбольный клуб болеете? В соцсетях обсуждали ваше появление в клубных шарфах нескольких российских команд. — В детстве я болел в силу традиций еще моего дедушки за «Торпедо». А в силу того, что я еще много времени проводил на родине моего отца, в Таганроге, — еще за «Торпедо Таганрог». И детский период связан именно с «Торпедо». Но для меня идеалом футболиста всегда был Федор Черенков, и поэтому я неизбежно симпатизировал московскому «Спартаку». При этом занимался легкой атлетикой на «Локомотиве». Так сложилась судьба. А ЦСКА для меня — это просто товарищеские отношения с Евгением Гинером и очень хорошие отношения со многими футболистами ЦСКА, которые, к сожалению, сейчас закончили карьеру. Я имею в виду и братьев Березуцких, и Сергея Игнашевича, добрые отношения с Аланом Дзагоевым и со многими другими. Поэтому такой простой ответ — если не считать «Торпедо Таганрог», которого теперь не существует, то перечисленные московские клубы и сборная России.Кто такой Аркадий Дворкович Аркадий Дворкович родился в Москве в 1972 году. В 1994 году получил диплом МГУ по специальности «экономическая кибернетика». В 1997 году получил диплом магистра экономики в Университете Дьюка в США. С 1994 года участвовал в работе консультировавшей правительство «Экономической экспертной группы», через несколько лет Дворкович стал ее руководителем. В 2000 году Дворкович приходит в правительство и работает там сначала как советник министра экономического развития и торговли Германа Грефа, а со следующего года — как его заместитель. В 2004 году Путин назначает его начальником экспертного управления президента. В 2008 году Дворкович становится помощником президента Дмитрия Медведева, а через четыре года переходит на пост вице-премьера правительства, который занимает до мая 2018 года. С 2015 года до недавнего времени он также возглавлял совет директоров РЖД. Кроме того, Дворкович является председателем совета директоров Российской экономической школы. После ухода из правительства Дворкович выдвинул свою кандидатуру на выборы главы Международной шахматной федерации, которые пройдут в начале октября. Ранее он входил в руководство Российской шахматной федерации и Российского футбольного союза. В марте 2018 года сменил Мутко на посту председателя оргкомитета чемпионата мира по футболу. Играет в футбол за команду артистов «Старко» и команду правительства «Росич». Топ