ФСБ вводит цензорный орган

Бывшим и действующим чекистам затыкают рот профессиональной тайной

Александр Ермаков

Законопроект Госдумы о профессиональной тайне возводит ведомство в статус министерства пропаганды. «Фонтанка» окунулась в ретроспективу новостей, которые уже никогда не попадут на страницы газет.

Меньше двух недель понадобилось депутатам на три чтения закона о поправках в ФЗ «О Федеральной службе безопасности». Это образец борьбы с инакомыслием в рядах. Действующим и бывшим сотрудникам приказано молчать о профессиональных тонкостях, наносящих ущерб репутации ФСБ. Прощай, книга «Байки с Лубянки». Прощайте, даже анонимные истории об . Прощайте, альтернативные версии .

В сентябре 2015 года журналист «Комсомольской правды» Ульяна Скобейда опубликовала в Facebook рассказ анонимного сотрудника ФСБ о штурме школы в Беслане в 2004-м.

«Штурм, безусловно, начали наши. Взрыв внутри школы — это сказочки для успокоения общественности», — начинались воспоминания, записанные Скобейдой.

Пост удалили, но он стал дополнительным подтверждением версии, которую выдвинула парламентская расследовательская группа. В прошлом году профессор Военмеха Юрий Савельев в интервью «Фонтанке» фактически подтвердил нестыковки официальных выводов с реальным положением дел. Ничего сверхъестественного анонимный сотрудник ФСБ Скобейде не рассказал, но теперь ему и это запрещено. Несанкционированные комментарии давать СМИ нельзя.

Благодаря работе журналистов с источниками в контрразведке удалось узнать подробности в октябре 2002 года, когда от применения неизвестного газа спецназовцами . Ошибки спецслужбы тогдашний директор признал лишь через пять лет.

В 2007 году генерал-майор ФСБ в отставке Александр Михайлов выпустил книгу «Байки с Лубянки».

«Когда-то автор мог бы получить лет …надцать, а теперь он получил гонорар и восторг читателей, — гласила пышущая свободой аннотация. — Наверное, впервые за последние годы вышла в свет книга, в которой человек системы смеется над самой этой системой».

Михайлов считается одним из самых востребованных спикеров по связанным с ФСБ темам. В июле 2019 года он, комментируя аресты контрразведчиков по самым разным уголовным делам, сравнил спецслужбу с Тришкиным кафтаном.

«Такое ощущение, что сыпется все... Ситуация принимает угрожающий характер. Никто из старой гвардии не понимает, откуда взялось такое количество преступников в системе»», — говорил он «Московскому комсомольцу».

Подобные комментарии Михайлов, прежде чем передать их СМИ, теперь должен отправлять в ФСБ на согласование. В ведомстве создадут цензорный орган, который будет определять, какая чувствительная информация репутации вредит, а какую можно предать огласке.

Бывший депутат Госдумы , тоже служивший в ФСБ и КГБ, в 2019 году дал просторное интервью «Настоящему времени» о специфике вербовки агентов, картотеках сверхсекретных сотрудников и информаторах.

Накануне Гудков в своем аккаунте в Твиттере лаконично прокомментировал новый законопроект:

«Из ФСБ, стремительно превращающуюся в НКВД, пытаются сделать «священную корову». Или как о покойнике: либо хорошо, либо никак. Вот подлые времена настали!»

«Фонтанка» поговорила с бывшими сотрудниками ФСБ, пока это можно — закон в силу не вступил. По их мнению, поправки открывают широчайшее поле для репрессий.

«И без того довольно скудный рынок медиаперсон с контрразведывательным прошлым будет зачищен, — считают собеседники. — Михайлов и Гудков первыми попадут под раздачу. Закон не распространяется на СМИ, но любое упоминание анонимных источников может обернуться изданию кучей запросов, проверок, разбором полетов. Степень «наезда» будет зависеть от региональной специфики и лояльности руководителей управлений ФСБ. Кому-то захочется в это все влезать с головой, а кому-то просто будет не до этого».

В декабре 2019 года в журнале Esquire вышел материал . Издание опросило девятерых сотрудников, один из которых выразил мнение:

«Хочешь сделать карьеру в ФСБ — ни на что не обращай внимания, сохраняй спокойствие и постепенно мутируй до состояния мудака».

Формально до нынешних поправок рассуждать о системе контрразведчикам не запрещалось, если они не выдавали сведения, содержащие охраняемую законом тайну. Тонкости карьерного роста теперь будут охраняться наравне с другими секретами.

В мае 2019 года «Медиазона» опубликовала выдержанную в спокойных тонах исповедь бывшего оперативника ФСБ.

«На мой взгляд, сейчас ушли специалисты — прослойка, у которой были определенные принципы, порядочность, квалификация, позволяющая собрать материалы, грамотно их оценить и предоставить следствию, а потом в суд. Это были профессионалы уровнем примерно от майора до подполковника, которым было интересно, у которых глаза горят», — поделился анонимный собеседник издания. Теперь такие рассуждения тоже должны проходить цензуру в ФСБ.

Особняком стоят судебные дела, в которых участвуют действующие и бывшие сотрудники спецслужбы. Например, иски о восстановлении на работе, выплате зарплаты, выступления чекистов в открытых слушаниях по предъявленным им обвинениям. Например, петербургский следователь Антон Васильев, укравший миллионы при незаконном обыске квартиры адвоката, публично назвал фамилии своих начальников, которым якобы перепала основная часть похищенных денег. Вероятно, теперь подсудимые должны отправлять тексты своих выступлений на предварительную проверку в ФСБ.

Еще один пример из Петербурга — публичная разборка сотрудников Максима Викторова и Владимира Терехова о личной неприязни и коварстве.

По мнению адвоката Сергея Лукьянова, законопроект направлен на то, чтобы действующие и бывшие сотрудники без предварительной экспертной оценки не раскрывали свою причастность к деятельности ФСБ. По такой логике отдавать свои речи на цензуру теперь должен и — в той части, где он упоминает служебные годы.

Справка: Военнослужащие, федеральные государственные гражданские служащие, работники органов ФСБ России, а также лица, уволенные из ФСБ России, обязаны соблюдать конфиденциальность информации о деятельности органов, составляющей профессиональную тайну. В соответствии с законом профессиональная тайна — это информация, «не содержащая сведений, составляющих государственную и иную охраняемую законом тайну», при этом ее разглашение или распространение «может создать угрозу собственной безопасности органов Федеральной службы безопасности или нанести ущерб их репутации». Кроме того, информация, которая может содержать профессиональную тайну, перед ее обнародованием должна будет проходить экспертную оценку в органах Федеральной службы безопасности. Без этого ее распространение запрещено. Перечень информации и порядок проведения такой оценки будет утвержден руководством ФСБ.

"Из ФСБ мудаков не увольняют... Выгоняют порядочных людей... А все мудаки в конечном итоге продвигаются по служебной лестнице"

На условиях анонимности действующие или уволившиеся со службы сотрудники ФСБ согласились рассказать журналу Esquire о том, почему они ненавидят свою работу. Записали Лиля Любич, Оксана Семенова.

Виктор, 37 лет, полковник: «Из ФСБ мудаков не увольняют. Это принцип работы системы. Выгоняют порядочных людей, кто-то уходит сам. А все мудаки в конечном итоге продвигаются по служебной лестнице и концентрируются наверху. Отдают идиотские приказы, заставляют заниматься бумажной волокитой. И против них не попрешь. Выход один: хочешь сделать карьеру в ФСБ — ни на что не обращай внимания, сохраняй спокойствие и постепенно мутируй до состояния мудака. Уже восемь лет я исполняю обязанности начальника отдела. Регулярно получаю грамоты за отличную работу, провел не одну успешную операцию. На деле руковожу отделом, но по бумажкам числюсь «исполняющим обязанности». Резонный вопрос: почему бы не сделать меня руководителем? А это умники, которые наверху, говорят: молод еще, эта должность для тех, кто старше пятидесяти. И будь ты хоть семи пядей во лбу, начальником в ФСБ должен быть и будет только мудак-старпер».

Алексей, 33 года, майор: «В моей работе больше минусов, чем плюсов. Зарплату хоть и повысили с октября 2008 года на 9%, но это все равно очень мало. За ростом инфляции и цен все равно не успевает. Это выглядит как подачка и насмешка, чтобы заткнуть рот и отчитаться перед народом по ТВ, что вот, мол, повысили военным и спецслужбам зарплату на должном уровне. Если ты один живешь, то еще куда ни шло — на еду хватает. А если семьей обзавелся, то и на хлеб не хватит. В 2000 году, например, зарплата младших офицеров была на уровне 100$ — это же просто смешно. В 2004 году срезали льготы: 50% оплату ЖКХ, бесплатный проезд, 13% подоходный налог. Раньше ежемесячно пайки консервами давали: ветчину, тушенку, сахар, компот, гречку, а теперь этого нет. Потом зачем-то разнесли сроки получения званий. Так я бы уже в этом году подполковника получил, а по нынешним законам получу только в следующем. Раньше боевые за Чечню платили, а сейчас забудь про это — Чечня больше не является зоной контртеррористических мероприятий. Хотя, когда приезжаешь туда в командировку на год или полгода, видишь, что местные уфээсбэшники получают в два раза больше, чем ты, прикомандированный. Они работают с 9 до 18 и идут домой, а нами все дыры затыкают. Командировочные вообще курам на смех — 100 рублей в день, независимо от того, куда едешь. Разве на эти копейки прокормишься? К 2011−2012 году обещали всех сотрудников ФСБ обеспечить жилплощадью. Очередь на жилье с 1990-х годов стоит — можно, конечно, записаться, но глухое это дело. А при оформлении на работу кадровик первым делом спрашивает: «Нуждаетесь в улучшении жилищных условий?» Ответишь утвердительно, с тобой дальше и разговаривать не будут. А уровень подготовки курсантов, приходящих с академии, вообще оставляет желать лучшего. Большинство молодых (как из академии, так и с гражданки) уходит после первого пятилетнего контракта, а некоторые и его не дослуживают. Нехватка кадров налицо. Вывод мой субъективный: чего бы ни вещало ТВ, не любит наше правительство ни силовые конторы, ни Минобороны. А вообще, у нас просто — не нравится, пиши рапорт».

Константин, 30 лет, капитан: «В последнее время бесит то, что по долгу службы приходится много выпивать. В вербовке ведь что главное — найти слабые стороны человека. Деньги, бабы, мужики, водка. Надоело ходить в кабак, как на работу. Каждый день обильная выпивка — без нее не разговоришь клиента. Только если по молодости каждодневная алкоголизация организма проходила как-то легко, то теперь печень уже не та. А нужно снова идти в кабак, а с похмелья сесть и написать отчет о том, как прошла встреча. К тому же с такой напряженной работой очень тяжело сохранять верность жене. Мой отдел занимается борьбой с терроризмом. И все питейные заведения, где мы работаем, — арабской направленности. А там восточные красавицы с танцами живота. Пляшут до утра под коньячок и шашлычок. Служба Родине — это, конечно, не обсуждается. Но мы тоже люди, и ничто человеческое нам не чуждо».

Александр, 24 года, старший лейтенант: «В моей работе мне не нравится нерациональность и военный маразм. Мы же бюджетники — винтики системы, где все делается не правильно, а по правилам. Приходится совершать массу лишних телодвижений и носиться с бумажками — в ФСБ непробиваемая бюрократия. А если учитывать, что мы еще и люди военные, а в армии все квадратное катают, а все круглое носят, то многие вещи доводятся до степени абсурда. Второе, что не устраивает, — низкая зарплата. Я, конечно, пока молодой сотрудник. После академии работаю всего два года. Но зарплату в 30 тысяч рублей считаю для офицера недостойной. Вынужден подрабатывать по ночам официантом в «Якитории». Перспективы в будущем тоже не радуют: мой начальник, полковник, получает 50 тысяч. Не та сумма, к которой хочется всю жизнь стремиться. Всерьез подумываю уйти из органов и заняться бизнесом».

Денис, 29 лет, капитан: «Положа руку на сердце, скажу, что невозможно работать с дебилами. А таких в ФСБ полно. Как-то вызывает меня к себе генерал и говорит: «У меня с рабочего стола на компьютере начали пропадать секретные материалы. Кто это делает?» У меня волосы дыбом. Поднял всех на уши. Стали разбираться. Я спросил генерала, где он хранил документы. А он мне на голубом глазу заявляет: «В корзине прятал». Оказалось, человек не умел пользоваться компьютером и прятал важную документацию не в файлах, а складировал их в корзину на рабочем столе! Естественно, они время от времени самоудалялись, и восстановить их было невозможно. А генерал так и не понял, что именно он сделал не так. Но доконало меня не это. Как-то в нашем ведомстве ни за что ни про что подставили одного человека. Отправили его по заданию в Чечню. Он там хорошо отметился — ликвидировал бандита. Возвращается, а ему вместо благодарности за хорошую службу устроили нагоняй: «Слушай, браток, а ты не того убрал». Оказалось, вначале тот покойничек был чужим, а потом вдруг стал своим. В общем, погнали коллегу с работы. А я следом за ним ушел».

Александр, 22 года, лейтенант: «Я совсем немного успел поработать в секретной конторе, но и небольшой срок пребывания там чуть не стоил мне жизни. После окончания одного военного училища и за особые заслуги — не скажу какие — меня единственного из всего выпуска пригласили в ФСБ. Вначале был особистом, а потом в одно из управлений попал. Дали мне первые звездочки, и по традиции решил я их обмыть с коллегами. На этом моя карьера и закончилась. Все из-за этой звездочки. Бросил я звездочку на дно рюмки, как положено, и махнул водку залпом. Ребята вокруг орали «пей до дна» и как будто сглазили. В общем, я эту звездочку проглотил, поперхнулся — не в то горло пошла — и потерял сознание. Вызвали неотложку, а потом я еще долго мотался по больницам. Оказалось, повредил себе артерию. Вышел — и меня быстренько комиссовали. Мне, кстати, отец еще давно говорил: «Не лезь туда — добром не кончится». Так в общем-то и вышло».

Федор, 50 лет, полковник: «Если ты в ФСБ нарушишь хоть один пунктик, так тебя сразу безжалостно вышвырнут из системы. Несколько лет назад в одном из сибирских городов, который граничит с Казахстаном, произошло ЧП. Семья из четырех человек — муж, жена и двое маленьких детей — пересекла границу в поисках лучшей доли. Их тут же взяли под стражу. Было возбуждено уголовное дело, которое передали в ФСБ. Об этой истории невероятным образом прознали правозащитные организации и раздули громкое дело. А я работал в пресс-службе. Общаясь с журналистами, я имел глупость выступить на стороне нарушителей. Вернее, просто публично согласился с общественным мнением, что не стоит их судить по всей строгости. Только и всего. Но после этого заявления меня вынудили уйти по собственному желанию. И никто не вспомнил, что в ФСБ я проработал больше двадцати лет».

Петр, 28 лет, капитан: «Невозможно постоянно жить в чужой шкуре, выдавая себя за другого человека, но приходится. Особенно, когда нужно внедриться в преступную группировку. Хорошо, если расследование связано, например, с распилом бюджета, тогда ты промаешься всего три-четыре месяца, живя чужой жизнью. А если это дело на правительственном уровне, которое завязано на многих людях, важных документах, тогда придется и год, и три лицедействовать. Потом, когда возвращаешься в свою шкуру, лечишься от нервного срыва и сразу уходишь в запой. Так и живешь от роли к роли. А себя почти теряешь в алкоголе. И все время как будто на съемках. Такая вот Санта-Барбара».

Николай, 33 года, майор: «Слишком все в ФСБ на секретности повернуты. Была у меня девушка, которую я сильно любил. Мне вышла командировка в Чечню, и за день до отъезда я решил проститься со своей подругой. С дежурства не сбежишь, и я пригласил ее к себе на работу. Мы закрылись в кабинете моего начальника. Выпили, поговорили, занялись сексом. Наверное, здесь все было сразу — и удовольствие было, и маленькая месть руководству. Но в Чечню я так и не уехал. Утром меня вызвал начальник. Оказалось, что в его кабинете были установлены камеры видеонаблюдения, которые он сам просматривал. Но по шапке я получил вовсе не за секс на рабочем месте, а за то, что чужого человека в святая святых привел — в кабинет с документами особой важности. Коллеги мне устроили суд офицерской чести — попросту говоря, набили морду. А могли и убить. Потом я сел и написал заявление об уходе. Другого выхода-то у меня не было».