Ершистый кандидат наук

Физик Маргарита Рютова вспоминает о молодом Немцове, учителем которого был будущий лауреат Нобелевской премии Виталий Гинзбург

“Газета, <a href="/url.php?trv-science.ru/uploads/198N.pdf
” target=”_blank” rel=”nofollow”>«Троицкий вариант», выпускаемая учеными и научными журналистами, отметила годовщину трагической гибели Бориса Немцова воспоминаниями физика и историка науки Маргариты Рютовой, ныне сотрудника Ливерморской национальной лаборатории в США. Ученый возвращает нас в 80-е прошлого века, в пору проведения сочинский научных конференций, участниками которых были светила отечественной науки. Такие, как, например, Виталий Гинзбург, будущий лауреат Нобелевской премии, Михаил Незлин из Курчатовского института или Исаак Халатников, сменивший Ландау в руководстве теоретическим отделом института Капицы. Инициатором, организатором и руководителем этих научных «кипений» был Вадим Цитович, возглавлявший Совет Академии по низкотемпературной плазме.

Идея проведения научных конференций состояла в том, чтобы собрать вместе ведущих ученых, как маститых, так и неофитов, и в неформальной обстановке обсуждать новейшие проблемы нелинейной науки, будь то физика, космология или методы автоматического управления летательными аппаратами. Цытович справедливо решил, что лучше всего для неформальной обстановки и непрерывного общения подойдет какой-нибудь дом отдыха. Выбрали Сочи.

Один из лучших

Попасть на сочинскую конференцию было не просто, пишет Маргарита Рютова, постоянный участник приморских мероприятий. Для этого нужно было заявить о себе в научном мире как о неординарно мыслящем ученом. Быть приглашенным на Сочинские конференции, хотя бы на одну из них, было не просто престижным — это означало, что ваши научные результаты могут быть признаны существенными и за пределами маленькой сочинской группы. Это было особенно важно для молодых людей, которых отбирали из большого числа желающих по результатам их работ и, конечно, согласно весомым рекомендациям. Высокие требования и ограниченное число участников делали конкуренцию весьма серьезной. Немцов оказался среди лучших. Он был рекомендован самим Гинзбургом, обратившим внимание на серию работ молодого нижегородца «по излучению волн движущимися объектами и аномальному эффекту Доплера».
Все участники были приглашенными в качестве докладчиков. Коротких сообщений – «10 минут на доклад и 5 минут на дискуссию» – не существовало. Один из ученых запросил для доклада восемь часов и их ему дали! Особенностью конференций было то, что вопросы на них было принято задавать в любой момент.

К сожалению, автор публикации практически ничего не рассказала о том, как прошел первый доклад кандидата наук, а это было бы чрезвычайно интересно. Разумеется, нам важно было бы узнать не тонкости научной мысли, которые неподготовленному человеку сложно было бы понять, а то, как ее оценивали маститые ученые, какие вопросы задавали, как реагировали на выступление. Тем не менее, по нескольким фразам, посвященным докладу, можно судить, что общение на равных с мэтрами Немцову далось не просто. Ему пришлось, пишет Маргарита Рютова, «отбиваться буквально на каждом шагу от беспощадной аудитории».

Он не стеснялся авторитетов

В среде интеллектуалов Немцов быстро почувствовал себя своим. Общительный, импульсивный и резкий, он был активен при обсуждении докладов, задавал вопросы, пересыпая их остротами и насмешками, причем иногда весьма едкими. Маргарита Рютова приводит такой эпизод.

Исаак Халатников делает доклад об инфляционной теории космологических моделей и о природе сингулярности, уже десятки лет известной как сингулярность Белинского — Халатникова — Лифшица и остающейся до сих пор одной из основных открытых проблем в космологии. Ученый ведет рассказ, аккуратно рисуя графики и покрывая доску системами уравнений. Плавно текущий доклад спокойно переплетается с вопросами, на которые Халатников отвечает четко и вежливо. Пока, пишет автор воспоминаний, в игру не вступает Немцов:

« — Исаак Маркович, Вы хоть понимаете, чего Вы там пишете?
Халатников, очень вежливо:
— Да, Боря, это компоненты пятимерного метрического тензора.
— Небось, когда пользуешься пятимерным пространством, думать надо.
И дальше в таком же духе, пока Халатников не рассердился:
— Да это же conjecture, ее следует доказать или опровергнуть. А это уже ваша проблема или проблема ваших внуков».

Или вот еще эпизод.

«Владимир Захаров, известный математик и физик и не менее известный поэт, делал доклад о свойствах N-солитонов. Покрывая всю доску уравнениями, Захаров по своей давней привычке в основном общался с доской, а не с аудиторией. Иногда даже на вопросы отвечал, не поворачивая головы. Но он все-таки повернулся, когда услышал голос Немцова:

— Владимир Евгеньевич, не могли бы Вы иногда поворачиваться? Люди-то, небось, тут сидят. Да и вообще, чего это вы пишете все ваши уравнения друг на друге, там, поди, тряпка есть. И знаете что? А почему бы вам не почитать тут свои стихи? Люди их, кажись, хвалят.
Захаров, уже повернутый к аудитории, не моргнув глазом начал:

Словно маленький серый кузнечик,
У доски стрекотал человечек.
Это он приглашал прогуляться
По мирам, что не каждому снятся.
Но когда доходило до дела,
То толпа незаметно редела…»

Все это дает представление о том, в какой среде вращался будущий политик, какое место в нем занимал и как его воспринимали маститые ученые. Воспоминания рисуют личность неординарную, свободную, ершистую, не скованную авторитетами.

После уже упоминавшегося самого первого доклада, автор воспоминаний задала молодому ученому сочувственный вопрос: «Как дела, Боря? Было не слишком туго, не так уж и плохо?»
На что Немцов ответил:

«- О, нет, это было не плохо. Это было даже хорошо. И я горжусь собой. Уж если я прошел через всё это и выжил, то теперь я смогу пройти по канату, натянутому через пропасть».