Участвовать в революции

Российские корпорации и предприниматели делают все больше инвестиций за рубежом. Для некоторых корпораций их международная экспансия является частью борьбы за сырьевую базу. Так, «Роснефть» пытается добывать углеводороды в Венесуэле и Вьетнаме. Но есть и еще один канал применения российских капиталов за рубежом. Многие крупные российские предприниматели создали инвестиционные фонды венчурного типа, которые вкладывают деньги прежде всего в зарубежные стартапы. «Крупные предприниматели и инвесторы хотят сразу входить в проекты глобального масштаба – Uber, Facebook, Alibaba. В России таких, по сути, нет» – отмечает основатель проекта Firrma.ru Дмитрий Фалалеев. «Уход венчурных фондов на Запад – это симптом нехватки проектов в России. Нужны международные проекты, способные зарабатывать на рынках развитых стран», – добавляет генеральный директор интернет-стартапа Darenta Олег Грибанов. Действительно, большинство этих фондов было создано уже после финансового кризиса 2008–2009 гг., когда обнаружилось, что перспективных проектов в России не хватает, а темпы роста упали. У успешных бизнесменов сразу обнаружился избыток капитала. Пришлось искать такие проекты по всему миру. И искать их стали прежде всего там, где рождаются инновации, – в США, Европе и Израиле. Чаще всего – в США. Чтобы поучаствовать во всемирной технологической революции, приходится покидать знакомый российский рынок. Комментируя этот факт, управляющий партнер GVA Vestor.In Павел Черкашин отмечает: «Крупные инвесторы уходят с развивающихся рынков не потому, что там плохо, а потому, что рынок технологических стартапов США может предложить доходность выше, чем на развивающихся рынках, при этом уровень рисков несоизмеримо ниже. Сейчас меняются транспортная, финансовая, сельскохозяйственная сферы. Практически в каждой отрасли мировой экономики технологии могут дать существенный скачок. Причем эти технологии уже проверены, только нужно их применить в новых отраслях и потенциально получать доходность 30–100% годовых при полной защите капитала». Пионер – всем пример Пионером венчурного движения среди российских крупных бизнесменов, несомненно, нужно считать бывшего генерального директора и председателя совета директоров Mail.ru Group Юрия Мильнера. Его компания DST, которая занималась интернет-проектами внутри России, в 2009–2010 гг. превратилась в международную инвестиционную корпорацию DST Global. За последние пять лет она организовала пять инвестиционных фондов: все они называются DST Global, но различаются номерами – от I до V. По российским меркам, объемы этих фондов огромны, хотя раскрыты не все цифры. Известно, что объем второго фонда – $867 млн, третьего – $1 млрд, а последнего, пятого, созданного в прошлом году, – $1,7 млрд. Там находятся средства, конечно, не только лично Мильнера, но и других инвесторов: сказывается их доверие к Юрию Мильнеру, который смог обеспечить рентабельность по своему первому фонду на уровне 151% годовых – это, наверное, единственный случай, когда рентабельность инвестфондов крупных бизнесменов раскрывается. Мильнер, например, известен тем, что распознал инвестиционную перспективность Facebook, американского скидочного сервиса Groupon и шведского музыкального сервиса Spotify. И пожалуй, Мильнер – единственный среди известных российских венчурных инвесторов, кто не боится вкладывать в китайские стартапы, например, в интернет-магазин Alibaba Group или производителя смартфонов Xiaomi. Его последняя, апрельская сделка, сумма которой не раскрывается, была заключена с китайским стартапом Horizon Robotics, разрабатывающим платформы искусственного интеллекта. Несомненно, именно Юрий Мильнер дал образец успеха, на который стали ориентироваться многие другие бизнесмены. Министр внутри и снаружи Сегодня в России Михаил Абызов известен прежде всего как министр по делам «Открытого правительства». Его главный российский бизнес находится на грани разорения. Раньше связываемая с именем Абызова инжиниринговая группа «Е4» занималась энергетическим строительством, но с 2014 г. перестала обслуживать кредиты – ее общий долг достигает 30 млрд руб. Однако венчурные фонды Абызова под управлением компании Bright Capital процветают, хотя делают инвестиции в основном за рубежом. По данным прессы, ведущую роль в создании венчурного фонда с инвестициями  Михаила Абызова сыграл Михаил Чучкевич, до этого работавший в Росатоме и «Роснано». В 2010 г. глава «Роснано» Анатолий Чубайс поставил своему советнику Чучкевичу задачу организовать партнерство с крупнейшими западными венчурными фондами. Выполняя ее, Чучкевич прорабатывал проект возможного инвестрования «Роснано» в компанию Alion – разработчика недорогих солнечных батарей. Но в итоге $15 млн в Alion инвестировала не «Роснано», а Абызов. Источники Forbes утверждали, что «Роснано» рассталась с Чучкевичем из-за его неоднозначного поведения в той ситуации. Вскоре был создан фонд Bright Capital, управляющим партнером которого Михаил Чучкевич является до сих пор. Всего под управлением Bright Capital находится, согласно его сайту, $225 млн, которые вложены в полтора десятка проектов – в основном в Кремниевой долине. В 2012 г. Bright Capital объявил о запуске еще четырех венчурных фондов с предполагаемым объемом вложений в $900 млн: Bright Capital II (объем – $300 млн, из которых $100 млн – инвестиции семейного траста Абызова), Bright Capital Energy ($400 млн), Bright Capital Digital ($150 млн) и Bright Capital Seed Fund ($50 млн). Среди проектов, в которые инвестировали абызовские фонды, есть и российские – например, медицинская соцсеть «Доктор на работе» (из капитала фирмы фон вышел в 2015 г.)  или «Фотошкола онлайн». Однако большинство поддерживаемых ими компаний находится в США. Помогают связи Чучкевича: в 2012 г. Bright Capital совместно с «Роснано» и другими инвесторами профинансировал лидера американского рынка в сфере Wi-Fi сетей домашнего использования – компанию Quantenna Communications Inc. (сумма сделки – $79 млн, доля «Роснано» – до $40 млн). Что любопытно, фонды, в которых участвует российский министр, инвестируют даже в американскую компанию Ener-G-Rotors, получающую гранты Пентагона на разработку инновационных энергоустановок. Деятельность фондов Абызов не комментирует, сведений об их рентабельности нет. Кредиторы группы «Е4» с успехами Bright Capital вынуждены мириться, поскольку формально эти организации не имеют друг к другу никакого отношения. Принц Caspian В прошлом году на рынок международных технологических инвестиций вышел глава и совладелец группы «Сумма» Зиявудин Магомедов, до этого занимавшийся логистикой, нефтетрейдингом, строительством, телекоммуникациями и сельским хозяйством. В 2014 г. он создал собственный международный венчурный фонд Caspian VC объемом $300 млн. Долгое время о нем ничего не было известно, пока осенью прошлого года он не объявил об инвестициях в два, наверное, самых известных стартапа планеты – пневмопоезд Илона Маска Hyperloop и сервис онлайн-такси Uber. Объемы инвестиций не озвучивались, и некоторые эксперты предположили, что вложения были сделаны не ради прибыли, а ради того, чтобы фонд Зиявудина Магомедова сразу получил известность на мировом венчурном рынке. «Caspian – это прекрасный пример эффективной стратегии выхода на рынок, – говорит директор по управлению инвестиционным портфелем ФРИИ Сергей Негодяев. – Еще недавно о них почти никто не знал, и тут они делают несколько быстрых и знаковых вложений. Стать инвестором Uber – достойный ход. Не все российские фонды это смогли бы». Любопытно, что в Hyperloop вложил $10 млн совладелец группы «ПИК» Сергей Гордеев. Павел Черкашин отмечает: «Технологии – это единственная сфера, в которой есть шанс c гарантированной защитой капитала делать инвестиции с потенциально очень высоким ростом. Есть несколько технологических областей, в которых возможности для роста большие (например, бизнес-модель Uber). При этом риска потерять свои деньги, что присуще венчурным инвестициям, в данном случае нет». Сам Магомедов рассказывает, что с детства интересовался технологиями и читал журнал «Техника – молодежи», но всерьез, как бизнесмен, обратился к ним только в 2012 г., когда поехал в Кремниевую долину изучать стратегии успешных венчурных фондов. Проекты Caspian VC удавалось находить во многом за счет знакомств. «Это бизнес, который завязан на личных отношениях и контактах. Эффект нетворкинга здесь очень важен», — объясняет управляющий директор CaspianVC, бывший сотрудник «Суммы» Уильям Шор. Например, первой инвестицией фонда Магомедова стал сервис Peek, через который можно заказать экскурсионные или спортивные туры. Поучаствовать в очередном раунде предложил основатель фонда TPG Дэвид Бондерман. «Мы вместе с ним и вложились. Он очень рекомендовал команду, которая делает этот стартап», – объясняет Шор. Еще один проект Магомедова – калифорнийский производитель синтетических бриллиантов Diamond Foundry. «Я был у них на производстве. Они берут алмаз, разрезают его, наращивают. Это не искусственные бриллианты. У De Beers есть похожий проект, но здесь и технология, и перспективы интереснее», – восхищается Магомедов. Вложиться в Hyperloop Магомедову предложил еще один инвестор Uber Шервин Пишевар, основатель фонда Sherpa Capital. В феврале 2015 г. Caspian вместе с Sherpa Capital и Zhenfund инвестировали в поезд Маска $11,1 млн. Если технология будет реализована, грузы смогут перемещаться в вакуумной трубе со скоростью 1000 км/ч. «Это точно убьет как минимум грузовые и авиаперевозки», – считает Магомедов. И хотя пока ни одной инвестиции в России не сделано, Уильям Шор говорит об интенсивном рассмотрении российских заявок. Вместо приватизации Представители «Альфа-групп» уже заявили, что не намерены участвовать в запланированной приватизации госкомпаний как инвесторы, хотя на кону акции таких известных корпораций, как «Башнефть», «Алроса», «Роснефть», ВТБ и «Совкомфлот». «Госкомпании при всей привлекательности их активов, будь то клиентская база госбанков или месторождения добывающих компаний, характеризуются неэффективным управлением, а также более низкой по сравнению с частным сектором производительностью труда, – объясняет старший аналитик Национального рейтингового агентства Павел Мартынюк. – Это не позволяет госкомпаниям работать с максимальной отдачей на капитал, а в долгосрочной перспективе может привести к их неконкурентоспособности на глобальных рынках. Приватизация подразумевает продажу не контрольной доли и даже не блок-пакета, а лишь небольшой части акций, владея которой, акционер не имеет права напрямую участвовать в управлении компанией». Зато действует основанная в 2013 г. владельцами «Альфа-групп» Михаилом Фридманом, Германом Ханом и Алексеем Кузьмичевым инвестгруппа LetterOne (L1), и в последнее время она инвестирует в основном в зарубежные проекты. Важнейшим, можно сказать ударным, инвестиционным подразделением L1 является фонд LetterOne Technology, ориентированный именно на технологические стартапы. LetterOne Technology создан на базе компании Altimo, управлявшей телекоммуникационными активам «Альфа-групп», прежде всего «Вымпелкомом», но смена вывески в 2013 г. ознаменовала важное изменение в инвестполитике – переход от традиционного телекома к более широкому спектру технологических отраслей, а также смене географии инвестиций: вместо стран Азии и СНГ – США и Европа. После этого даже офис компании переехал из Москвы в Лондон. В 2014 г. было объявлено, что в L1 вложено более $15 млрд, и важнейшая часть этой суммы возникла от продажи доли владельцев «Альфа-групп» в нефтяной компании ТНК-BP. Полностью покидать сырьевой сектор инвесторы не намеревались, и в прошлом году L1 приобрела немецкую нефтегазовую компанию Dea за 5,1 млрд евро. Однако, по оценкам Forbes, большая часть этой суммы была заемной, и у L1 осталось еще порядка $14 млрд для будущих инвестиций. В апреле 2015 г. управляющий директор LetterOne Technology Алексей Резникович заявил, что инвестгруппа намеревается вложить $16 млрд в технологические, интернет- и телекоммуникационные активы и ради этого даже готова заложить свои акции «Вымпелкома». В качестве консультантов в LetterOne Technology привлечены известные деятели западного хайтека, такие, например, как бывший вице-президент Skype, бизнес-ангел Расс Шоу или ветеран британского интернет-бизнеса Брент Хоберман. Недавно инвестфонд Михаила Фридмана вложил $200 млн в американский сервис по вызову водителей Uber – напомним, что в него же вложился упомянутый выше фонд Caspian. Как заявил Михаил Фридман, он по-прежнему приверженец российского рынка, но «российская экономика находится не в лучшем состоянии. И вообще, было бы неуместно класть все яйца в одну корзину». L1 также заинтересовалась бразильским рынком мобильной связи, в частности, четвертым по величине в Бразилии мобильным оператором Oi. В компании с ангелами Роман Абрамович вкладывается в стартапы через три фонда – Ervington Investments, Millhouse и Impulse VC. Первые инвестиции Ervington в несколько британских компаний сделал еще в 2012–2013 гг., а к настоящему времени их количество достигло нескольких десятков. В сентябре 2015 г. журнал Forbes попытался подсчитать объем инвестиций фондов Абрамовича и насчитал около $50 млн вложений в стартапы в Великобритании, около $50 млн – в Израиле, около $30 млн – в США, и только $10 млн – в России. Для Millhouse стартапы не имеют большого значения, поскольку этот фонд управляет активами Абрамовича в девелопменте, металлургии и фармацевтике. Тем не менее в сфере венчурных инвестиций холдинг находится вполне в тренде: Millhouse Capital вместе с несколькими бизнес-ангелами вложил $2,25 млн в израильскую краудинвестинговую платформу iAngel. Зато зарегистрированный на Кипре фонд Ervington занимается прежде всего иностранными стартапами. Например, в США он инвестировал $15 млн в компанию Propell Technologies Group, которая, на горе российским нефтяникам, двигает сланцевую революцию – разрабатывает инновационные способы добычи сланцевой нефти. По имеющимся сведениям, фонды Романа Абрамовича часто работают через посредников – небольшие посевные фонды и консультантов, которые занимаются первоначальным отбором проектов. Один из таких посредников – фонд Altair российского бизнес-ангела Игоря Рябенького, в который Роман Абрамович вложил в прошлом году $10 млн, он, в частности, занимается израильскими стартапами. Тут надо отметить, что границы между отечественными и зарубежными проектами не всегда точные. «Де-факто зарубежные инвестиции имеют русские корни, как, например, в случае с российско-израильским сервисом медицинских онлайн-консультаций Medviser, привлекшим инвестиции со стороны фонда Романа Абрамовича: его основателями являются российские предприниматели», – констатирует генеральный директор управляющей компании Peramo Ольга Мещерякова. Дмитрий Фалалеев отмечает, что и Роман Абрамович, и большинство других российских олигархов, создавая свои глобальные инвестиционные проекты, придерживаются «оппортунистической» стратегии инвестиций, то есть ищут продукт, который не требует слишком больших затрат на исследования и разработку, но с которым в течение определенного времени можно единолично присутствовать на рынке. «Если продолжать эту логику, то географически самый развитой рынок – это США, есть несколько крупных свежих историй в Китае и Индии, изредка что-то появляется в Европе. Так как амбиции у этих людей глобальные, то и проекты они ищут под стать им. Отраслевой специфики, кроме того, что все это IT, технологии, я в инвестициях этих людей не прослеживаю, что тоже только подтверждает «оппортунистический» подход, – объясняет эксперт. – То есть стратегия простая – потенциальные технологические единороги, которых надо искать там, где они чаще всего появляются». Рядом со «Сколково» Глава группы «Ренова» Виктор Вексельберг, как известно, возглавляет совет директоров фонда «Сколково». Именно из «Сколково» пришел управляющий его специализирующимся на IT фондом Maxfield Capital Александр Туркот. Сначала Туркот работал в IBM, а потом Вексельберг предложил ему возглавить сколковский IT-кластер. «После нескольких месяцев работы я не мог понять, куда попал, – думал, что на субботник, – рассказывает Туркот. – В конце 2010 г. мы заключали первые договоры, а я все еще не был в штате». В конце концов Туркот решил уйти из «Сколково», и Вексельберг предложил ему управлять своим фондом. Объем фонда — около $50 млн, причем половину суммы вложил лично Вексельберг. Работа Виктора Вексельберга в российском технопарке сказывается на деятельности фонда – среди проинвестированных Maxfield Capital есть и резиденты «Сколково». Фонд был запущен в начале 2013 г., первые его инвестиции – покупка разработчика «облачных» сервисов Jelastic и компании, создающей анимационный мессенджер на основе идей режиссера Тимура Бекмамбетова. Тем не менее из 23 компаний, сведения о которых имеются на сайте Maxfield Capital, 10 находятся в США, шесть – в Европа, и три – в Израиле. «Как правило, российские фонды идут по пятам российских переселенцев, начинающих высокотехнологичные либо научные проекты в развитых странах. Скажем, у российского нобелевского лауреата Константина Новоселова, переехавшего работать в Манчестер, поначалу не было отбоя от предложений российских фондов», – констатирует партнер Artisan Group Public Relations Александр Филимонов. Важно, однако, не происхождение основателей стартапа, а масштаб. Как сказал сам Александр Туркот, его фонд не рассматривает компании, работающие в рамках одной страны, и не важно, Россия это, Израиль или Финляндия. Последняя сделка, заключенная фондом Вексельберга в апреле, – вложение $8 млн в американский сервис кредитования молодых специалистов Pave. В конце 2015 г. фонд Виктора Весельберга проинвестировал Patients Know Best – английский стартап, предлагающий «облачную» платформу для хранения историй болезни. Общий объем вложений двух инвесторов – $5,3 млн, доля Maxfield Capital неизвестна. Почему не Россия? Оригинальных стартапов нашим крупным бизнесменам недостаточно. Как говорит Павел Черкашин, в России институты развития убили основу для роста инноваций – конкуренцию. «Потенциал для применения технологий есть, но нет инвестиционных возможностей, потому что рынка как такового нет. То есть это не симптом нехватки проектов в России, а симптом высокой доходности и низких рисков глобальных технологических проектов на развитых рынках, в первую очередь в США», – уверен эксперт. Кстати, в 2013 г. управляющий партнер Bright Capital Борис Рябов сказал, что «российский венчурный рынок перегрет деньгами. Если смотреть на соотношение проектов к капиталу, то получится, что в США на один стартап прходится меньше денег, чем в России. И стоимость активов заоблачная». Александр Филимонов добавляет, что, во-первых, большинство крупных бизнесменов стремятся окружить себя проектами, максимально удаленными от влияния российского государства. Прежде это пытались делать и средние бизнесмены, но сейчас у просто нет такой возможности. Во-вторых, конъюнктура западных рынков более устойчива, и российский бизнес бежит туда в поисках тихих гаваней с хорошим длинным ROI, которые бы поддерживали их основной бизнес, вне зависимости от цен на ресурсы и отношения с государственными органами.   Топ