Стук костей

Столетие жестоким образом подавленного среднеазиатского восстания 1916 года – повод для самых разных политических спекуляций. Киргизские правые требуют , а "великорусская" пресса, подливая масла в огонь, именует скорбную дату и намекает на то, что неплохо было бы вообще об этом .

Цепочка бунтов 1916 года, последовавшая из Ферганской долины, охватила почти весь Степной край, как тогда русские колонисты называли Среднюю Азию. Поводом к восстанию стал указ царского правительства о направлении подданных из Туркестана на тыловые работы для нужд Первой мировой войны. Но то была лишь одна из причин: еще были непосильные налоги, глубочайшая коррупция (которая, кстати, позволяла богатым туземцам откупаться от военных работ), отбор лучших сельскохозяйственных угодий у местного населения в пользу поселенцев из России, агитация мусульманских дервишей начать "священную войну". Повстанцы стали разрушать телеграфные линии, жечь хутора, убивать семьи казаков и русских рабочих, не жалея детей и стариков. Показания очевидцев пестрят жуткими подробностями про изнасилования, отрезанные носы и отрубленные головы. Ответ последовал не менее жестким, но куда более организованным и масштабным: в регион прибыли карательные войска численностью около 30 тысяч человек с пулемётами и артиллерией, и с помощью поселенческого ополчения приступили к массовым казням. Ужаснувшись, часть "инородцев" поднялась со своих кочевий и ринулась в Китай: сколько людей тогда ушло, историки точно не знают, но счет идет на сотни тысяч человек. Скольким из них удалось добраться через суровые заснеженные перевалы, тоже не известно: на труднодоступных перевалах останки беженцев лежат до сих пор. Подсчитанные потери только при одних карательных акциях среди мусульманских народов составили около 60 000 казненных и убитых. Потери российской стороны известны лучше: 97 военнослужащих убиты, 86 ранены, 76 пропали без вести, 7 русских и 22 "туземных" должностных лиц убиты, 2325 крестьян-поселенцев убиты, еще 1384 пропали без вести. Исход киргизов и казахов в Китай получил название "Уркун". Именно о нем и спорят к столетию кровавых событий политики, историки и всевозможные эксперты.

Тогда оценку действиям карателей дал ни кто-нибудь, а политик Александр Керенский, возглавлявший комиссию Госдумы по расследованию восстания. В своем докладе 15 декабря 1916 года он не стал скрывать преступлений русских отрядов, не забыв рассказать про забитых младенцев, стариков и старух, про скопом собранных и вместе с родственниками заживо сожженных бунтовщиков. Присутствовавшие на слушании русские аристократы были поражены "варварству" своих войск гораздо больше, чем жестокости "инородцев". Надо сказать, что невинными ангелами последние тоже не были. В глобальном смысле они, конечно, вели национально-освободительную борьбу, но совершено не разбирали при этом своих противников, вырезая не только причастных к царской администрации деятелей русского и тюркского происхождения, но и всех мирных поселенцев, зачастую заставая их врасплох, убивая без разбору в полях и избах. Известны строки из рапорта настоятеля одного из иссык-кульских храмов, протоиерея Евстафия (Малаховского): "Времена Батыя, пожалуй, уступят. <…> Достаточно того, что на дороге попадались трупики десятилетних изнасилованных девочек с вытянутыми и вырезанными внутренностями. Детей разбивали о камни, разрывали, насаживали на пики и вертели. Более взрослых, клали в ряды и топтали лошадьми. Жутко становилось при виде всего этого".

Мои предки по одной из родовых линий были непосредственными очевидцами и участниками тех событий, о чем сохранились сведения в семейном архиве. Один из пращуров, представитель казачьего офицерства, был взят в плен и забит плетками восставших близ города Пишпек (ныне Бишкек), а другая пращурица, также семиреченская казачка, бабушка моей прабабушки, спасла жизнь киргизской женщине с ребенком, родной аул которой дотла разорили имперские каратели. Она прятала ее в своем доме до тех пор, пока обстановка не позволила отпустить несчастную в степь. И в архивах, и в литературе сохранилось много воспоминаний об актах человечности с обеих сторон. Милосердие всегда в том или ином виде встречается в организованном людьми кровавом аду – может быть, даже чаще, чем благоразумие. С благоразумием и в мирные времена туго: иначе, чем объяснить, что сейчас, перед угрозой присвоения риторики Уркуна среднеазиатскими религиозным радикалами ни официальные российские власти, ни большая часть российских СМИ не стремятся проявить уважения к трагедии бывших колониальных народов.