Сергею Собянину усадьбы милее советского авангарда

Реставрация в Москве идет полным ходом. Из-под зеленых фасадных сеток появляются обновленные, чистые памятники архитектуры. Но среди объектов есть как фавориты, так и аутсайдеры. По словам реставраторов, заказчики охотнее берутся за восстановление дореволюционных построек (условно особняков и усадеб), чем за здания конструктивизма (20-30-е годы XX века) и объекты советского модернизма (60-80-е годы). Ведь чем больше декора, тем выше стоимость работ. Простые же формы, провозглашенные русскими авангардистами, — с точки зрения финансов невыгодны для подрядчиков.   Два года назад Москва выбилась в лидеры по реставрации памятников истории.  За 2018 год, как рассказывал глава Мосгорнаследия Алексей Емельянов на официальном сайте мэра города, было восстановлено 199 архитектурных объектов. Правда, когда Daily Storm обратился в Департамент культурного наследия с просьбой предоставить список отреставрированных зданий, там ответили отказом, сославшись на «сложную аналитическую работу».   Однако, по данным «СПАРК-Интерфакс», за 2018-2019 годы ГКУ «Мосреставрация» раздало контракты на сохранение всего двух авангардистских памятников. Заказы «Мосреставрации» хоть и не охватывают весь рынок, зато хорошо передают ситуацию — конструктивистские клуб Русакова и здание Центросоюза теряются в череде храмов, усадеб и скульптурных композиций. По мнению реставратора Владимира Пергаева, причина кроется в достаточно скромном размере финансирования, которое требуется для восстановления послереволюционных построек:  «Бюджет, как известно, «пилится» на всех уровнях. Департамент, который принимает решение, первый подрядчик, второй, третий, наконец, рабочие, которые получают копейки, — каждая ступень этой структуры заинтересована в большем финансировании. Поэтому выгоднее реставрировать старые здания, а модернистские постройки продавать под снос инвесторам».  Насколько отличаются расценки в обоих сегментах, Daily Storm поинтересовался у Галины Чернушевич, директора компании «Новые строительные технологии»:  «Зависит от состояния. Взять хорошо сохранившийся памятник XIX века и модернистский объект в аварийном состоянии — тут все не так однозначно. Но если смотреть по равнозначности состояния, то более поздние постройки примерно на 40% дешевле».    Полностью восстановить конструктивистское здание действительно недешево. В 2008 году закончились работы в клубе Дорхимзавода (1929 г.), который сильно пострадал после пожара. Тогда реконструкция с заменой всех инженерных сообщений обошлась примерно в 4,5 миллиона евро. Клуб завода «Каучук» (1929 г.), до сих пор находящийся в аварийном состоянии, по оценке ООО «Архэксперт», мог быть восстановлен за 367,9 миллиона рублей. В то же время один лишь фасад мэрии Москвы (классицистическое здание 1782 года) отреставрировали за 387,6 миллиона рублей.  Разница в ценах между до- и послереволюционными объектами возникает главным образом из-за изощренно сложного декора первых. Объекты конструктивизма, наоборот, наружного оформления лишены, их интерьеры выполнены в стиле минимализма. Советская архитектура до 30-х и после 50-х годов использовала достаточно дешевые в производстве материалы. При этом любой дом культуры мог быть крепче помещичьего особняка.  «Усадьбы строились как частные дома, и только со временем они становились общественными пространствами. Модернистские же здания сразу были рассчитаны на большие нагрузки. Поэтому, например, вместо деревянного паркета в них — бетонный пол, который гораздо дешевле в восстановлении», — пояснил реставратор.Клубы, гаражи, новодел Как призналась Галина Чернушевич, в ее практике не так много заказов на восстановление конструктивистских построек. У Владимира Пергаева таких предложений еще не было. Пока масштабно обновляются палаты и усадьбы, в столице простаивают здания признанных модернистов.  Константин Мельников — главное имя русского конструктивизма, обязательная фигура зарубежных и отечественных учебников по архитектуре. В Москве расположено 12 его построек. Больше остальных повезло Бахметьевскому гаражу (1926 г.), в нем, новеньком и ухоженном, сегодня находится Еврейский музей и центр толерантности.  Совсем недалеко, тоже в районе Марьиной Рощи, стоит другой мельниковский объект — гараж «Интуриста» (1934 г.). Он не прячется в переулках, а смотрит прямо на дорогу — на Третье транспортное кольцо. Фасад здания виделся архитектуру как «экран», по которому будут мелькать проезжающие по пандусу автомобили. Теперь же парадная сторона сооружения привлекает внимание отвалившейся штукатуркой и выцветшей краской. Впритык к гаражу — мрачная композитно-панельная пристройка. Чтобы оживить внешний вид здания, было бы достаточно качественно оштукатурить плоские стены и заменить стекло в окнах. С такими работами, по словам Пергаева, способен справиться не то что реставратор — ремонтник.  Еще более бедственно выглядит здание Ново-Сухаревского рынка (1926 г.), самый ранний проект того же Мельникова. Судя по горящим окнам и рекламным вывескам (наверху расположены офисы, а в магазине на первом этаже можно приобрести чемодан), конструкция и «внутренности» здания — в полном порядке. Фасадные работы на таком негабаритном объекте не заняли бы много времени. Правда, проведенные после распада СССР «реставрационные работы» вылились в искажение первоначального облика рынка.  Подобная псевдореставрация — общая проблема для отрасли. О качестве таких работ всерьез задумываешься, когда узнаешь число всех реставрируемых в Москве памятников. «Если разделить количество объектов на количество дней, то получится, что каждые два-три дня у нас с конвейера московской реставрации выходит свежий восстановленный объект. Но у меня нет ощущения, что в городе есть такое количество квалифицированных реставраторов, рабочих и проектировщиков, — говорит Константин Михайлов, координатор Архнадзора. По мнению Михайлова, всегда есть риск получить вместо научной реставрации обычный ремонт или новое здание, собранное из современных материалов. Так случилось, например, с деревянным особняком на Новокузнецкой, 42. Из-под фасадной сетки появилось каменное сооружение измененного цвета. Грустно и смешно выглядит новый фриз дома Мануйлова на улице Достоевского. От четких барельефных фигур остались лишь их новодельные очертания. И все же такие объекты безоговорочно воспринимаются как «наследие». Постройки ХХ века пока только завоевывают это право.Неподготовленные зрители Если спросить иностранца, что он понимает под «русской архитектурой», в последнюю очередь он вспомнит об избах, церквях и помещичьих особняках. В первую — о русском авангарде. За рубежом это признанный вклад в мировую культуру. В России же, по общему мнению экспертов, наследие ХХ века еще недооценено. Лучше всего подтверждает эту мысль простая статистика. В столице среди 8299 памятников культурного наследия только 72 являются конструктивистскими. Наличие охранного статуса хоть и не гарантирует скорой реставрации, зато уберегает от сноса и перестраивания.  Не приравненные к памятникам, одна за другой исчезают телефонные станции 20-30-х годов. В июне 2016 года на Покровском бульваре снесли таганскую АТС, одну из первых автоматических станций в городе. Причина сноса — несоответствие параметрам нового элитного ЖК, который должен был появиться по адресу станции (инвесторы жаловались на слишком высокие потолки и нестандартные узкие окна). В 2016-м у АТС нашлись свои заступники, они устроили народный сход в защиту здания. Но на решение девелопера гражданская активность не повлияла. Что появилось на месте объекта, можно посмотреть здесь.  Перед самыми новогодними праздниками, 31 декабря 2018 года, снесли Фрунзенскую АТС на Зубовской площади (1930-1933 гг.). Реконструировать собираются и АТС на Бакунинской улице. Основа станции уцелеет, правда, появится дополнительный объем, прозванный «стеклянной шляпой» — апартаменты формата лофт.   Куда больше повезло, например, клубам и домам культуры. Те, что не перестроили и не облицевали композитными панелями, продолжают выполнять свое культурное назначение. В клубе имени Русакова (архитектор К. Мельников) сейчас театр Романа Виктюка, в клубе имени Зуева (архитектор И. Голосов) — сценическая площадка «Квартета И», в ДК имени Горбунова (архитектор Я. Корнфельд) — Институт современного искусства, во Дворце культуре ЗИЛ (архитекторы братья Веснины) — популярный арт-центр. По словам Максима Атаянца, историка архитектуры, для признания современной архитектуры обществу необходима временная дистанция:  «Есть общее правило, что любой стиль, любая архитектурная эпоха начинает цениться через поколение. Например, классицистическая архитектура Петербурга 1830-х годов, — на нее обратили внимание только в начале 1900-х. Конструктивистскую архитектуру где-то с конца 50-60-х годов начали воспринимать, хотя на Западе-то ее сразу оценили... Это естественно, потому что когда эпоха только что сменилась, она склонна отрицать все, что было прямо до нее». Что может и не может государство?  С психологией сменившегося поколения совпадает и российское законодательство. Согласно ФЗ «Об объектах культурного наследия», памятником может быть признано здание, построенное не менее 40 лет назад.  Некоторым объектам попросту не хватило времени. Например, знаменитому терминалу «рюмка» в Шереметьеве. Павильон, долгое время символизировавший аэропорт, снесли в 2015 году.  «Советские постройки еще не осознаются частью культуры, а воспринимаются чуть ли не кусками современной жизни. Требуется особая научная программа по выявлению памятников архитектуры ХХ века, особенно советского модернизма, но этим, к сожалению, занимаются отдельные энтузиасты, отдельные ученые», — поделился координатор Архнадзора.  Как пояснил Михайлов, формально государственные органы охраны не могут заниматься выявлением новых памятников. Заявления с просьбой рассмотреть вопрос об историко-культурной ценности объекта поступают от граждан и общественников, и уже с этими заявками работают эксперты.  К тому же не хватает банального контроля. Мосгорнаследие то и дело вынуждено останавливать незаконные работы на памятниках. Из последних громких примеров — особняк XVIII века на Маросейке, раскрашенный в яркие цвета в стиле германского фахверка. Или Коломенское подворье на Мясницкой улице, где пытались отштукатурить остатки барочных наличников.  Топ