СК РФ в разрезе: чем оборачивается для следователей противостояние Александра Бастрыкина и Юрия Чайки

Реформа Следственного комитета жизненно необходима, заявляет действующий сотрудник СКР и предлагает свою собственную версию, как нужно реорганизовать ведомство. О том, что мешает нормальной работе следователей, почему не приносит успехов борьба с коррупцией во властных структурах, что надо делать, чтобы правоохранители не брали взяток, а также о последствиях извечного противостояния Александра Бастрыкина и Юрия Чайки — в интервью следователя PASMI. На прошлой неделе отмечался День сотрудников органов следствия. Журналист PASMI встретился с действующим сотрудником следственного комитета, который не понаслышке знает обо всех болевых точках ведомства. Он работал еще в то время, когда СК был подчинен прокуратуре, он прошел путь от рядового регионального следователя до сотрудника центрального аппарата. Что не так в структуре Александра Бастрыкина, кто в этом виноват и что со всем этим следует делать, следователь на условиях анонимности поведал корреспонденту нашего издания. Приводим его рассказ без купюр.Экспертиза — или долго, или дорого «Главное, что требуется от следователя СК — это сокращение сроков расследования, увеличение процента направленных в суд дел, повышение качества расследований. Приоритет выстраивается именно в таком порядке. Этого хотят все — и прокуроры, и следователи, и другие оперативные службы. Почему этого не происходит? Причин много. Есть системные проблемы, а есть и повседневные для следователя. Например, экспертизы — они, наверное, главная причина длительных сроков расследования. Производство экспертиз необходимо почти по каждому делу, и зачастую это сложные и особо сложные экспертизы — комплексные, комиссионные и прочие. Большая часть работы следствия — по экономическому блоку, а он предусматривает производство экономических, финансовых, ревизионных и прочих экспертиз. Производят эти экспертизы Минюст и Экспертно-криминалистический центр МВД. Привлечение иных лиц и организаций, аудиторов, коммерческих организаций к их проведению представляет собой некий «следственно-экспертный аутсорсинг» и вызывает сомнение в объективности и беспристрастности исследований, хотя зачастую они получаются и быстрее, и качественней. Но к этому общество и «уголовный» суд, а главное прокуроры, еще морально не готовы. А в Минюст и ЭКЦ очередь — год и более. Следователь не может в оперативном режиме, в течение месяца-двух получить значимые для расследования сведения, чтобы привлечь тех или иных лиц к уголовной ответственности. Поэтому сильно увеличиваются сроки, причем, не только следствия, но и содержания людей под стражей, ведь они сидят, пока экспертиза ждёт своей очереди. Чаще всего не хватает именно той самой экспертизы, на заключение которой следователь чуть ли не молится, которую ждет как манну небесную, чтобы «скинуть» очередное дело. По общеуголовным делам особо обсуждать нечего — там все апробировано. Все, что связано со стрельбой, биология, химия — все проводится в течение полугода. И не факт, что с первого раза! Самая большая проблема — по экономике, по коррупционным составам. Например, надо провести фоноскопию — кому принадлежат образцы голоса — или ждите год, или платите 500 тысяч за экспертизу коммерсантам. И это далеко не самые большие деньги за коммерческую экспертизу, их стоимость доходит до нескольких миллионов. У нашего ведомства с учетом экономических проблем в стране нет такого количества денег, чтобы заказывать экспертизы. Иногда это просто нерентабельно: к примеру, хищение на 4 миллиона, а экспертиза стоит 2 миллиона. Единственная надежда на ведомственное экспертное учреждение, но его деятельность попросту блокируют, не буду говорит кто — все и так знают людей в «голубых мундирах». Повторю, мы вынуждены ждать эти экспертизы. Но проблема не только в этом: у следователей для простых районных экспертиз не хватает денег. Именно у следователей, именно своих собственных денег, потому что ускорение экспертизы происходит и из личных финансовых средств. Платить приходится, потому что иначе накажут из-за сроков расследования — ждать не могут, нужно быстрее. А быстрее стоит денег, неофициально, и статистика таких случаев неизвестна, но сама инициатива чаще всего исходит, отнюдь, не от следователей. Вот и получаем «псевдогосударственную экспертизу на псевдобюджетные средства».Справка на справку, отчет на отчет Кроме того, следователь занимается совершенно не свойственными ему задачами — 30-40 процентов времени его работы занимает написание различного рода справок. При этом непосредственному руководству эти справки абсолютно не нужны: руководство может зайти в кабинет к следователю и обсудить все в оперативном режиме. Причина в том, что наше ведомство набрало непрофессионалов из других «околоюридических организаций» — пожарные (это не шутка), полицейские, приставы, да много ещё откуда. В центральном аппарате МВД популярна присказка «написать справку на справку», а теперь они пришли в СК и развели имитацию бурной деятельности. Бюрократическая тематика возведена в культ: мы пишем справки на справку, даем заключение на заключение, составляем отчет по отчету, отменяем уже отмененное прокурором постановление. Это ложится на конкретного следователя, и в это время он не расследует дело, не вызывает человека на допрос. А ему бы с мыслями собраться и понять, куда нужно двигаться для раскрытия преступления.Ремесло вместо творчества Еще одна проблема — низкий уровень следственной квалификации, отсутствие преемственности. Спустя некоторое время после создания СК произошел резкий отток кадров среди офицерского состава. Образовался вакуум в категории «капитан — майор» — у нас есть либо полковники/подполковники, либо старшие лейтенанты. Ушли те, кто должен непосредственно передавать знания, навыки и умения. Было время, руководителями межрайонных СК становились старшие лейтенанты — те, кто ранее мог при очень хорошей работе рассчитывать на должность старшего следователя в районном отделе. Центральный аппарат имел возможность забирать лучших, и суперкачественный состав перешел на работу в центральный аппарат. В результате в регионах образовалась нехватка профессионалов. Кадровой нехватки нет — ставки заполняют людьми со студенческой скамьи, но по всей стране существует реальная нехватка профессионалов. Следователи делятся на две категории: следователь-ремесленник и следователь-творец. Ремесленник делает статистику, легкие стандартные составы. Творец расследует экономику, неординарные дела, у которых нет аналога. Творец может расследовать дела ремесленника, но ремесленник никогда не станет творцом. А наше ведомство сейчас обладает следователями-ремесленниками, творцов просто считанное количество. Для того, чтобы были творцы, должна быть преемственность. Риторический вопрос: «Кто передаст знания?». Передать некому… Шесть дел и полчаса на допрос Качество расследования имеет прямую зависимость от нагрузки. Это система сообщающихся сосудов: увеличь одно — уменьшишь другое, и наоборот. У следователя не может в производстве находиться большое количество дел. В противном случае качество по этим делам резко снижается. На практике — минимум шесть дел на брата, в два раза больше чем возможно «переварить», иногда и более. Это системная проблема — мы пытаемся брать на себя слишком много, объять необъятное, в итоге мы не занимаемся расследованием, — мы штампуем. У старых работников, которые работали при УПК РСФСР, возникают резонные вопросы: «Куда подевался принцип обеспечения установления объективной истины по делу?», «Чем теперь руководствуется следователь при расследовании дела?». Кто хочет, может его попробовать поискать в новом УПК… Мы не творцы, а штамповщики. У следователя нет времени на чашку кофе, взять в руку сигарету, разложить том и почитать, проанализировать. Нет возможности в течение суток подопрашивать человека. Следователь должен сделать это за полчаса — собрать максимальное количество вводных и отпустить, вот в чем проблема. Это прямая зависимость: увеличение скорости равняется ухудшению качества. И никто никогда ни при какой власти, ни при каких ведомствах не сможет этого поменять.Следователи и прокуроры — все сложно Также на качество работы следствия очень сильно влияют взаимоотношения по ведомственным показателям между прокуратурой и судом. Например, следователь расследует уголовное дело о мошенничестве, а прокурор считает, что мошенничества нет — состав не доказан. Если он отправляет дело в суд, а ему возвращают — это ему минус. А если прокурор возвращает дело следствию — это ему плюс, а следователю минус. Ведомственные показатели работы всегда будут присутствовать в любом нашем диалоге. Поэтому следствие и прокурор должны договариваться, а если договариваться, то это зависимость. У прокуратуры остался старый подход: нужно все обсосать и вылизать, чтобы были железобетонные доказательства. Позиция нашего ведомства еще в 2011 году была видоизменена. В прокуратуре мы больше всего боялись прекращения дела — это был для нас ужасный показатель (типа возбудили необоснованно). Теперь все равно, сколько дел прекратили, за это не наказывают. Даже за оправдательные приговоры сильно не ругают, ведь по делу принято итоговое верное решение. Так или иначе, но институт объективной истины — в действии, хоть его и нет в новом УПК. Это абсолютно правильная позиция — давать следователю карт-бланш возбуждать и расследовать, направлять в суд, пускай суд решает. Хотя нет, не в суд! Прокурору. Ведь именно он решает, направлять его в суд или следователю на дополнительное расследование. Если бы следователи — руководители оперативной службы — и прокуроры решали все вопросы исключительно в правовом поле — это была бы правильная и положительная модель их взаимоотношения. Но у нас нет четкого соблюдения этого «поля». Когда следствие и прокуратура были вместе, у прокурора была определенная связь со следствием, он курировал расследование уголовного дела и имел возможность влиять на ход и результаты всего следствия — непосредственно, постоянно. Он согласовывал возбуждение дела, избрание меры пресечения (а на более ранней версии УПК сам её избирал), направление дела в суд. Теперь эта связь утеряна. Задачи вроде бы и общие — бороться с преступностью и защищать пострадавших, но межведомственная «возня» со своими показателями сильно ограничивает следователя. Круг полномочий прокурора регулярно расширяется, ему развязали руки для навязывания своего мнения при принятии следователем итоговых процессуальных решений, при отсутствии какой-либо значимой ответственности за это. Если раньше надзирающим прокурором за следствием был бывший сотрудник следствия, отработавший энное количество лет, перелопативший множество томов и знающий все тягости и невзгоды, связанные со следственной работой, то нынешний прокурор уголовные дела видит только при их проверке, не провел в своей жизни ни одного следственного действия — он не является профессионалом следствия. У нас прокуратура ратует постоянно об увеличении полномочий прокурора — отмена процессуальных решений, возбуждение уголовных дел, чтобы они могли самостоятельно направлять следователю для производства предварительного расследования. Смысл-то в другом: если вы хотите улучшить следствие — дайте ему независимость. Обвинительное заключение пусть утверждает не прокурор, а руководитель следственного органа, который контролировал расследование этого дела. Дайте возможность суду определять, есть ли состав преступления в деянии человека или нет. Пусть прокурор высказывает в суде свою позицию. Зачем этот дополнительный фильтр?Реформа СКР — взгляд изнутри Долго и упорно муссируются предполагаемые реформы предварительного следствия. Фактически рассматривается три проекта реформы. Первый: обратно вернуть следствие в прокуратуру. Второй: создать ФСР — федеральную службу расследований. Третий вариант — оставить как есть. Возврат следствия в прокуратуру — это фактически наделить прокурора функциями расследования. Так было бы эффективнее, но есть проблема, связанная с международным законодательством. Мы стремимся к европейской системе права, стремились, по крайней мере, где прокуратура выведена за рамки расследования. Но у нас получается, что прокуратура вроде как выведена, но при этом непосредственно всегда влияет. Может нужно просто упразднить институт предварительного следствия? Может стоит следствие ввести в судебную систему, то есть подчинить следователя непосредственно суду? Зачем следователю объяснять прокурору свою позицию, доказывать ее? Может следователю рациональней приходить к своему судье (куратору), который будет давать санкции и на выемки, и на обыски, и на получение иных сведений? Ведь оно практически так и есть, почти так и сложилось сейчас: в прокуратуре реально совета даже не у кого спросить, там тоже профессионалов почти не осталось, а современные кадры не отвечают нынешним условиям и требованиям. Поэтому следователь идет сразу к судье «решать все вопросы», ведь все равно в итоге любой материал или уголовное дело придут именно к этому судье по территориальному принципу. Только сейчас это все неофициально, как и лобби. В противовес прокурор будет поддерживать позицию государства, осуществлять свои функции общего надзора — пусть все это останется. Оставьте главное государственное обвинение в суде по уголовным делам и участие в гражданских делах. У нас дубляж идет! Пустое дублирование функций усложняет и без того сложную систему. В какой стране мы живем, что у нас перепроверка друг друга? Проблематика заключается в том, что следователь в рамках предварительного расследования, — это я не говорю про всех следователей, — это бесправная «скотина» просто. Он должен всем — потерпевшему, подозреваемому, обвиняемому, прокурору, но ему не должен никто. Следователя «послали» — ничего не может сделать, не пришли, не явились — ни одного прецедента нет наложения административного штрафа за неявку. Не существует практики, что вы можете быть подвержены более строгому наказанию потом. Зачем нашей стране содержать такой огромный следственный аппарат предварительного следствия, целью которого — исключительно улучшение качества расследования самих уголовных дел и сбора доказательств? А затем, чтобы результаты работы следствия перепроверялись повторно в ходе судебного следствия.  Повторяю: мысль — упразднить предварительное следствие и оставить только судебное следствие, но за такую реформу никто не выступает. Выступают именно, чтобы отдать это всё под единый следственный орган — ФСР. Это полумера, но она лучше, чем то, что есть сейчас. И это лучше, чем отдать следствие в прокуратуру. Прокуратуре следствие в том объёме, в котором оно сейчас есть, не нужно. Когда начиналось прокурорское следствие, это были очень ограниченные составы особо тяжких преступлений, имеющих значение для государства и общества. Потом их количество стало увеличиваться, и сейчас мы всех несовершеннолеток расследуем, налоговые составы расследуем. А зачем это прокуратуре нужно? Если прокуратура будет себе следствие возвращать, она хочет вернуть преступления в отношении должностных лиц — ограниченные составы. Это я поддерживаю. Я первый, кто пойдёт туда, в следствие прокуратуры. 15 января у нас День СКР, а до этого, 12 января, — День прокуратуры, и следователи следственного комитета, выходцы из прокурорской системы свою первую рюмку поднимут не 15 января, а 12 января. Они вспомнят те славные времена, когда они были «важняками» прокуратуры, когда они были «белой костью», уважаемыми профессионалами своего дела. Молодые следователи приедут 12 января поздравить прокурора, сделают они это как милиционеры, приехавший к надзирающему прокурору. Старые прокурорские следователи приедут не к молодым прокурорам, а к старым, и с ними выпьют эту рюмку. 15 января большая часть сотрудников будет просто тупо работать. Вечером скажут формальный тост за создание следственного комитета и разойдутся по домам. А 25 июля, если никто не напомнит смской, когда День следствия, то никто про него не вспомнит.Независимость против коррупции во власти Коррупцией можно просто повозмущаться на кухне за рюмкой чая, посидеть и обсудить, какие все плохие. Вопрос в другом, нужно смотреть на систему. Очень интересно реализована англо-саксонская система права, да и вся правоохранительная и судебная власть за океаном. В ней не имеет значения социальный статус, кто у тебя папа-мама, какого ты вероисповедания или в какой политической окраске. Ты легко и непринуждённо можешь предстать перед судом либо стать фигурантом расследования того или иного ведомства. Можно ли создать аналог такой правоохранительной системы в нашем государстве? В принципе, наверное, можно… Я не говорю, что ФСР — это пустая задумка, но к ней нужен другой подход — не просто передать полномочия, соединить, зарегистрировать, всё — создали. Подход должен заключаться в том, чтобы следствию дать реальную независимость, на следствие никто не должен оказывать давление, в том числе и внутри ведомства. Почему в той же самой заокеанской стране привлекаются губернаторы, прокуроры и все остальные обладающие полномочиями лица? Например, просачивается какой-то слух о коррупции, начинается расследование. И если кто-либо будет вмешиваться в это расследование, он моментально попадает под суд. У нас расследование ставится на контроль, мы пишем справки, докладные, информации, аналитические очерки, какое это расследование? Все обо всём знают, настолько следствие сейчас открытое внутри ведомства. Кто угодно может на совещании дать указания, кто угодно. Прокурор, с одной стороны, не имеет права давать указания, а с другой стороны — на законодательном уровне является координатором правоохранительного блока, правоохранительной системы, оперативных служб. Он может в оперативно-розыскную деятельность влезть, может в следствие влезть. Он может следствию внести требование, конечно оно необязательно к исполнению, но любой здравомыслящий и вменяемый следователь/начальник будет выполнять фактические указания прокурора, потому что следователь не направляет дело в суд, следователь направляет дело прокурору. Здесь нужно либо усиливать роль прокурора в правоохранительной системе, либо ограничивать её. Полумеры, наделение прокурора определёнными функциями не пойдут. Либо верните старую систему, которая работала десятилетиями, либо идите дальше в ногу со временем, с развитием права. Как есть — нельзя оставлять. Следователь слишком зависим.Страх все потерять против взяток в органах Что касается следователей, которые мыслят категорией личной выгоды, а не расследованием, — не поменялось ничего. Всегда были паршивые овцы, везде они были и продолжают быть. Но процент их незначительный. Просто если раньше это все замалчивалось, людей просто выгоняли, убирали из системы, то теперь из этого просто делается показуха, показательная порка. А так ничего в этой части не поменялось, на мой взгляд, абсолютно. Как были факты коррупции, так они и продолжают быть. А теневые, коррупционные зарплаты — это тема извечная, не применительно к СК, а вообще к правоохранительному блоку в целом. Увеличением зарплаты мы ничего не добьёмся. Вообще, официальные исследования доказывают, что уровень зарплаты не влияет на эффективность работы. Пускай зарплата будет достаточной для уровня жизни в регионе (разделение регионов по категориям никто не отменял). Сейчас на зарплату может жаловаться только следователь Московского или Питерского регионов, потому что там ее уровень не соответствует реальному прожиточному минимуму. Что в столице, что в регионах следователи получают 50-70-75 тысяч, в зависимости от стажа, опыта, секретности. Руководитель — до 100 тысяч. Но в регионе, даже в близлежащем к центру, следователи следственного комитета, как и полиция, являются очень уважаемыми людьми. Это очень престижная работа, они гордятся ей, они получают зарплаты гораздо выше среднего уровня, поскольку в регионе он составляет 35-40 тысяч рублей, а они получают 65. Они имеют уважение. Их все устраивает — и административный ресурс, и престижность работы, и льготный выход на пенсию. Они в ипотеку входят в регионе, нормально себя чувствуют. Я достаточно долго анализировал, мне просто это интересно было, а что нужно сделать, чтобы искоренить бытовую коррупцию? Для того, чтобы не брать взятки, нужен страх. Страх перед чем? Перед тем, что тебя посадят? Но люди, которые занимаются следственной работой, знают методы, тактику, приёмы и всё остальное, поэтому их тяжело выявлять. Страх нужен, только не страх быть посаженным, а страх всего лишиться. Наше государство пошло по этому направлению — конфискация. Правильный путь абсолютно. Но здесь должен быть страх не только сесть и всё потерять — звание, погоны, уважение и дружбу коллег. Должен быть страх лишить себя тех благ, которые даёт тебе государство. Государство должно дать сотруднику то, что он будет бояться потерять. Первое — льготное кредитование. У нас ипотечное кредитование 9%, надо сделать 1%. И это льготное кредитование должно быть на 25 лет. То есть ты поступаешь на службу и 25 лет ты должен быть на этом посту, чтобы государство за тебя платило. Не нужно никакого ведомственного жилья. Зачем такое жилье, если после 20 лет работы тебе говорят «пошел вон отсюда». Просто ты следователю даёшь под минимальный 1% ипотеку, а остальные проценты пускай бюджет платит — не бюджет следственного комитета, а бюджет России. Пусть человек не половину зарплаты отдает за жильё, а пятую или шестую часть. Но при этом он должен понимать, что если залетит на взятке, эту квартиру арестуют моментально, и он лишится всего. Второй момент: культура физического воспитания. Лет восемь назад пытались вводить физкультдни. Постойте, наверное следователь может сам разобраться, когда ему — в пятницу, в субботу или в воскресенье — заниматься своим телом, своей физнагрузкой. Пусть компенсируют 60-70% этого — не в карман, не в зарплату, а натурпродуктом — оплатой занятий. Третье — медицинская страховка. У нас нет этой системы, и она не сильно развита. Я не пойду в ведомственную поликлинику, я вытащу из своей 60-тысячной зарплаты деньги и отведу своего ребёнка в нормальную поликлинику, я заплачу за приём врача. Для того чтобы этого не было, есть добровольное медицинское страхование, за которое платит работодатель. Тогда следователь может пойти в нормальную поликлинику, где люди только по ДМС обслуживаются. Он сможет ребёнку зубы сделать с нормальной анестезией, с нормальными препаратами, с рентгенами. Оплачивайте следователю и всей семье, жене и детям. Во многих странах Европы и в заокеании это присутствует. Четвертое — пенсия. «Там» тоже льготные пенсии. Но у нас смысл льготной пенсии в том, что мы выходим на неё через 20 лет. Но мы реально инвалидами выходим, братцы, через 20 лет этой нервотрёпки. Если люди получают 14 тысяч рублей пенсию, мы должны как минимум получать в два раза больше — вот льготная пенсия. А в случае провала (и еще непонятно, кто реально виноват и по чьей вине, и даже разбираться не станут, забудут про твои «20 лет службы») ее просто нет, этой пенсии. Вот они, моменты — то, что человек должен бояться потерять. Ведь любого человека — и следователя, и опера — в первую очередь всегда интересует его социальное благо. В первую очередь человека интересует его кров, его дом, его семья. А средний режим работы следователя — 12-часовой рабочий день плюс один выходной. Он не видит семью, он не видит как растут его дети…» Топ