И все же, почему?

Почему так резко отличаются встреча Надежды Савченко в Киеве и встреча Ерофеева и Александрова – двух "луганских милиционеров" – в Москве?

Ну, предположим, пиарщики решили, что прибытие должно быть обставлено "трогательно и по-семейному". Ладно, журналистов почти никого не пустили, сам президент не появляется. Но почему не прислали президентский борт? С точки зрения пиара это смотрелось бы неплохо.
В конце концов, почему им не вручили орденов в Кремле? Ну, любят же они поступать в пику Украине – вот и сделали бы.
Но – ни-че-го.
Почему около аэропорта не собрались господа "патриоты"? Ну, могли же. Или они только зеленкой швыряться обучены?
Но – ни-ко-го.
Роман Попков , что им было просто наплевать.

На мой взгляд, все немного сложнее. Дело в идеологии тех самых "патриотов". И, соответственно, в идеологии украинцев, встречавших Надежду Савченко. Они полярны.
С украинцами понятно – самое обыкновенное европейское отношение.

А вот в Москве никто из "патриотов" не подумал встретить Александрова и Ерофеева именно потому, что они – "патриоты".

Что такое их "патриотизм"? А это имперщина, корни ее – в сталинском СССР и в более ранних временах. (Можно проделать эксперимент: практически каждый сталинист или "евразиец" люто-бешено обидится на недоброе слово об Иване Грозном или на мнение о том, что участие России в Первой Мировой – это жестокое и бездарное убийство собственного народа. А любой правитель, который качественно истязал подданных, вызывает их уважение).

В сталинские времена отношение к попавшим в плен было омерзительным. С фильтрационными лагерями, с подозрениями. С неподписанием Женевской конвенции 1929 года об обращении с военнопленными. Даже для гражданских, для тех, кто в плену не был, существовало клеймо "жителя оккупированной территории".

Правило т.н. "морали" того времени: государство настолько выше человеческой жизни, что сдача в плен, пускай даже раненого – недопустима. Нужно умереть – как угодно, но умереть, но ни в коем случае не сдаваться.

Теперь, как видим, времена все же не тоталитарные, а гибридные, нравы все-таки смягчились.
Но прежняя "мораль" еще не сдохла.

Но дело в том, что такой "морали" больше ни у кого не было! По крайней мере, в Европе – точно. Да и не только в Европе.

Иран – государство тоталитарное (хотя всегда следует добавлять – со сложной системой сдержек и противовесов). Но вот настал черед обмена пленными после войны с саддамовским Ираком. И Тегеран вышел на улицы, к автобусам с освобожденными согражданами. Так встречали в Москве "челюскинцев", а в Нью-Йорке – экипаж "Аполлона-11". А если бы объявили хотя бы за день, то именно так встретили бы в Киеве Надежду Савченко.

Это очень по-человечески – радоваться освобождению людей.
Но дело-то в том, что имперская идеология российских "патриотов" – с заклинаниями о "мобилизации", о "рывке", о "противостоянии всему миру", о "напряжении всех сил" (это – в их статьях, в комментах все определеннее – и про тюрьмы, и про расстрелы, и про оправдание любых зверств во имя государства) – она не вполне человеческая. И даже вполне не.

Это культ смерти, которому отвратительна жизнь. (Поэтому им отвратительно и любое восстание против культа смерти).

P.S. А где еще наблюдалось неприязненное отношение к своим военнопленным? Навскидку вспоминается Япония. Но ведь не во все эпохи, а в самурайскую – когда кодекс фронтира, собственно, даже не японский, а позаимствованный у "заклятых друзей"-соседей – айнов – получил всеобщее распространение. И к ХХ веку это не вытравилось.