Четвертая силовая

Война первая и вторая «Если совсем честным быть, то мы ожидали выборы 2000-го с тревогой. Да, победил наш человек — ​офицер, разведчик, возглавлял ФСБ. Но я помню те настроения — ​все на нервах, все ждут, когда по нам нанесут удар. А мы понимали, что этот удар неизбежен», — ​бывший высокопоставленный офицер ФСБ рассказывает, как на следующий день после избрания Владимира Путина президентом России в кулуарах Лубянки обсуждалось грядущее противостояние в силовом блоке. Новый президент планировал произвести изменения в отрасли военно-технического сотрудничества, для чего запустил процесс слияния нескольких спец­экспортеров на базе Росвооружения, возглавить которое должен был его сослуживец Сергей Чемезов, уже назначенный на должность директора «Промэкспорт». Но часть государственного аппарата открыто лоббировала на должность объединенной компании одноклассника дочери экс-президента Ельцина Татьяны Дьяченко Алексея Огарева и приняла решение нарушить президентские планы. Так была начата первая межведомственная война. На стороне президента выступала обновленная ФСБ, на другой — ​МВД во главе с Владимиром Рушайло. «В это сегодня трудно поверить, но Житная (там располагается Министерство внутренних дел. — ​А. С.) тогда «вела» начальника УСБ ФСБ Анисимова и главу СЭБ (службы экономической безопасности. — ​А. С.) ФСБ Заостровцева — ​за машинами пускали «наружку», разрабатывали близких родственников. Они слушали телефоны Чемезова, производили негласные обыски в кабинетах его зама Бельянинова на Стромынке. Мероприятия производились в рамках оперативного дела «Абрек», открытого МВД формально для установления связей с террористами — ​братьями Халидовыми. В ожидании внезапного налета рубоповцев, которые были главным силовым подразделением МВД, даже генералы, ездили «зашитыми» — ​с мобильником и вложенным в паспорт клочком бумаги, на котором был записан телефон дежурной части УСБ ФСБ», — ​рассказывает экс-сотрудник Лубянки. По его словам, оперативные мероприятия в отношении генералитета и ближнего круга президента продолжались несколько месяцев — ​все это время оперативники УСБ ФСБ тщательно собирали информацию об Александре Орлове — ​помощнике министра Рушайло, координаторе ключевых подразделений МВД и контролируемых ими преступных сообществ. В марте 2001 года война была прекращена — ​президент подписал указ о прекращении полномочий Рушайло. Во время своего последнего визита в Кремль министр обратился с заключительной просьбой — ​позволить покинуть страну своему помощнику, которого готовились арестовать со дня на день. «Тогда Николаю Платоновичу (Патрушеву, директору ФСБ. — ​А. С.) поступило указание, которое он транслировал подчиненным — ​снять наружное наблюдение и сторожевой контроль. Орлов улетел в Израиль. Мы победили», — ​говорит офицер Лубянки. После отставки могущественного министра внутренних дел ряд подразделений МВД был упразднен, система оперативно-разыскных мероприятий (СОРМ) взята под контроль Лубянки, а от наиболее активного офицерского состава тогда еще милиции — ​избавились. Зачисткой недавних противников занимался обновленный Департамент собственной безопасности (ДСБ) МВД, во главе с бывшим начальником 2-й службы Управления собственной безопасности (УСБ) ФСБ Константином Ромодановским. Два года спустя уже монолитный силовой блок пошел в атаку — ​по обвинению в уклонении от уплаты налогов были задержаны акционеры нефтяной компании ЮКОС Михаил Ходорковский и Платон Лебедев, а принадлежавшие им активы путем банкротства должны были отойти государственной «Роснефти», для чего потребовалось провести колоссальную оперативную работу. «Главными исполнителями были начальник УСБ ФСБ Шишин и глава Управления «К» СЭБ ФСБ Воронин — ​они подготовили оперативную информацию, которая была легализована руководителем Генпрокуратуры Устиновым. Судебные органы курировал помощник президента по кадрам Виктор Иванов. Работал единый кулак. Многие кричали, что это был рейдерский захват. Но это была национализация, просто путем экспроприации», — ​продолжает собеседник, не скрывая, что вся операция подразумевала «злоупотребление правом» в интересах государства. Вместе с тем собеседник признает: «упрощенное правоприменение» после этого дела «из исключения превратилось в правило». Благодаря «делу ЮКОСа», которое затянулось на долгие годы, «налоговый террор» и «басманное правосудие» из издевательских клише превратились в почти что юридические термины — ​по всей стране следственные органы, от районных отделов до главных областных управлений, катком проехались по крупному бизнесу. Правоохранительные органы, когда-то оказывавшие этому бизнесу услуги, теперь стали полноправными и главными субъектами всех видов правоотношений. По словам бывшего офицера ФСБ, на протяжении трех лет после начала «дела ЮКОСа» силовики «жили в абсолютной гармонии, ни разу не потревожив президента». «Все проблемы решались внутри системы. То есть проблемы были, но президента не информировали — ​арбитр не требовался». Баланс интересов был нарушен весной 2006 года, когда руководство ФСКН во главе с Виктором Черкесовым доложило о злоупотреблениях генералов ФСБ. При поддержке начальника президентской охраны Виктора Золотова борцы с наркоторговлей получили одобрение на разработку чекистов; рассказывает экс-сотрудник ФСБ: «14 апреля 2006 года Черкесов проинформировал подчиненных о подготовке материалов для реализации. Планировалось вывести все в публичную плоскость». За громкими публикациями о причастности высшего состава ФСБ к контрабанде китайских товаров последовала первая кадровая ротация: главный особист Лубянки Сергей Шишин был переведен в тыловую службу ФСБ, откуда потом ушел в руководство «Роснефти», а генпрокурор Владимир Устинов занял почетный пост полпреда президента в ЮФО. Рассредоточение генералов существенно изменило соотношение сил и очертило будущие клановые контуры, продолжает собеседник: «Система сама не изменилась, просто теперь все выбирали из двух зол. С одной стороны — ​Лубянка, с другой — ​инициаторы этих перемен и новый генпрокурор». Кадровым назначениям в Генеральной прокуратуре уделили особое внимание, назначив на руководящие посты работников Минюста Юрия Чайку и Александра Бастрыкина. «У Александра Ивановича была уникальная возможность — ​стать полноценной опорой президента», — ​говорит бывший высокопоставленный сотрудник ФСБ.Бастрыкин О том, что глава северо-западного управления Минюста Бастрыкин займет высокий пост в правоохранительной системе, стало понятно летом 2006 года, когда президентским указом его назначили на должность начальника МВД по ЦФО. Бастрыкин сразу показался своим подчиненным человеком добрым и открытым: рассказывал о юношеской мечте связать себя с дипломатической работой и пересказывал слухи из администрации президента, по которым его якобы сватали на должность министра внутренних дел. «Александр Иванович казался очень искренним. Жил в ведомственной гостинице, но приезжал туда только на ночлег — ​большую часть суток проводил на работе. В управлении он и его замы сами готовили. Все как-то по-человечески», — ​рассказывает его бывший подчиненный. 6 октября 2006 года Александр Бастрыкин был назначен заместителем генерального прокурора по надзору за следствием. В Москву с собой он перевез самых близких: помощника по спецпоручениям Дмитрия Довгия, личного охранника Сергея Шнайдера и секретаря Ирину Гордееву. В новой должности он запомнился подчиненным косноязычием, которое вроде бы должно было скрыть профессиональные изъяны. «Было видно, что он — ​не специалист. Но это и не требовалось. Главное — ​что он и не мешал. В целом были дежурные фразы: активизируйтесь, тщательнее, если надо кого-то подключить — ​скажите, я поддержу…» Всю текущую работу с уголовными делами Бастрыкин поручал Дмитрию Довгию, а сам предпочитал изучать лишь оперативные справки и рапорты. «Ему очень нравились справки от ФСБ — ​он ими зачитывался, будто это были романы. Но человек без должного опыта не способен воспринимать их критически». Рутинные совещания тянулись около года, пока в Госдуме рабочей группой готовились проекты поправок в Федеральный закон «О прокуратуре» для создания Следственного комитета. Бастрыкин, по словам его бывшего подчиненного, внес и свою поправку в проект закона: «Первоначальный проект ведь предусматривал другое название должности руководителя СК. Александр Иванович сказал: «Я хочу, чтобы моя должность была такой же, как у главы КГБ СССР — ​председатель». Вот такой вот каприз у него был». 7 сентября 2007 года долгожданный следственный орган начал работу. Приветствуя следователей в актовом зале здания в Техническом переулке, новый председатель произнес яркую речь и объявил набор новых работников — ​штатное расписание центрального аппарата предусматривало наем 120 следователей… Рекрутинг новобранцев был поручен новому руководителю Главного следственного управления (ГСУ) СК Дмитрию Довгию, в то время как Александр Бастрыкин занялся тылом — ​на хозяйственное обеспечение своего под­разделения он назначил однокурсника и близкого друга Игоря Соболевского. Почти сразу в СК были переданы громкие уголовные дела: в отношении акционеров ЮКОСа и «ночного губернатора Петербурга» Барсукова-Кумарина. Одновременно с принятием к производству этих дел СК начал и свое первое громкое расследование — ​в отношении офицеров ФСКН, которым были предъявлены обвинения в незаконной прослушке граждан. Далее последовали громкие контрабандные дела, в рамках которых оперативники ФСБ и следователи СК привлекли к ответственности работников фондов, близких к подчиненным Виктора Золотова. Этими оперативными мероприятиями командовал ставленник покинувшего УСБ ФСБ Сергея Шишина Олег Феоктистов. Его подразделению, чьи материалы легализовывались СК, будет потом поручено нанести удар и по самому следственному органу… Осенью 2007 года Дмитрий Довгий выразил недовольство дисциплиной некоторых подчиненных, отлучившихся на доклады в администрацию президента к замглавы Игорю Сечину. «Это было какое-то очередное совещание, на которое без предупреждения не явились два следователя. Довгий думал уже над дисциплинарным взысканием, но ему объяснили: по меньшей мере дважды в месяц некоторые следователи ездят на доклад. Довгий сказал: ну пускай передадут, что при мне такого не будет». Весной следующего года Дмитрий Довгий был отстранен от исполнения служебных обязанностей приказом Александра Бастрыкина, который продемонстрировал другу и подчиненному поступившие из администрации президента докладные записки двух следователей. В них сообщалось о серьезных злоупотреблениях со стороны начальника ГСУ СК в расследовании некоторых громких уголовных дел. Сам же Бастрыкин, по словам его подчиненного, заблаговременно получил ценное указание уволить своего начальника ГСУ СК «по коррупционным мотивам». «Опять же эти оперативные справки от ФСБ… Он как-то со значением сообщал, что Довгий готовил побег Кумарина из «Матросской Тишины», организовав для этого его этапирование в питерские «Кресты», о котором попросили местные следователи — ​для работы с обвиняемым». Дмитрий Довгий был уволен со службы 21 апреля 2008 года — ​в свой день рождения. В мае он решил обжаловать в Мосгорсуде собственную отставку. Тогда же в СК было возбуждено уголовное дело по факту получения крупной взятки от питерских банкиров неустановленными лицами из числа руководителей Следственного комитета. На основании этого дела УСБ ФСБ через подразделение милиции направило в суд постановление о прослушке телефонов Довгия. И уже в июле в рамках этого дела в качестве свидетеля был допрошен банкир Руслан Валитов, ранее проходивший свидетелем по делу о легализации похищенных из ЮКОСа более 5 млрд рублей. Сразу после допроса, в котором Валитов не смог вспомнить факты коррупции в ГСУ СК, его задержали по делу о легализации похищенных средств и поместили под стражу. Через несколько дней в изоляторе он все «вспомнил» и решил написать заявление о даче взятки Дмитрию Довгию за сохранение статуса свидетеля, после чего был освобожден под подписку о невыезде. И уже в августе Валитов начал добиваться встречи с Довгием, выражая свое желание организовать «уважаемому человеку» встречу с директором ФСБ. Самому Довгию накануне как раз таки порекомендовали добиться аудиенции у директора, который способен разрешить его трудную ситуацию с увольнением. Как об этом желании узнал Валитов, Дмитрий Довгий не задумался — ​после нескольких встреч, на которых обсуждались денежные средства, экс-глава ГСУ СК был задержан. С тех пор Александр Бастрыкин регулярно по пятницам уже сам ездил к генералу Феоктистову. Дело Довгия вел молодой следователь, в то время всерьез считавший, что прибыл в Москву бороться с коррупцией. Но в итоге он стал участником новой войны. В отличие от первых двух — за становление силовой вертикали, эта война шла за амбиции и деньги.Никандров и третья война Карьеру следователя Денис Никандров начинал в волгоградской прокуратуре. В то время заместителем прокурора, надзирающим за следствием, был Михаил Музраев — ​невысокий поджарый офицер из Калмыкии, еще в советское время перебравшийся в Поволжье и с тех пор добившийся абсолютного авторитета среди всей элиты региона. За последние пятнадцать лет в Волгоградской области сменилась дюжина губернаторов, министров и мэров, многие из которых лишались постов так или иначе по решению Музраева. «Если головы летели, то головы тех, кто отказывался признавать его авторитет. Он установил пределы, за которые нельзя вылезать ни мэру, ни заммэра, никому», — ​говорит бывший сотрудник СК. Отдавая должное профессионализму Музраева, знакомые с ним следователи и оперативники подчеркивают, что нарастить свое влияние в регионе ему помогли близкие отношения с УСБ ФСБ, руководство которого нуждалось в профессиональном и надежном соратнике на юге России. В начале 2000-х Михаил Музраев расследовал сложные экономические преступления в прославившейся своими финансовыми пирамидами Волгоградской области, и поэтому отбирал только лучших выпускников местных вузов, которым обещал хорошую школу и перспективы уехать в Москву. Многие его ученики принимали активное участие в расследовании «дела ЮКОСа», на котором ковались звания и карьера. Денис Никандров на фоне этих следователей выделялся особенно, поскольку в какой-то степени обладал теми же навыками, что и его начальник, а главное — ​был ему бесконечно предан. «Денис, когда только устроился в управление, внешне напоминал типичного ботаника — ​худощавый, массивная шевелюра на голове, очки в круглой оправе. Между собой следователи шутили: а он точно не перепутал юридический факультет с биологическим? И вот этот забавный парень первым начинает раскрывать сложные налоговые преступления — ​одно, второе… И главное — ​с таким качеством… Это ведь только кажется, что в суд можно передать любое дело, но на самом деле привлечь к ответственности — ​значит установить умысел, найти и изъять нужные документы, эффективно допросить всех. Денис подходил к работе скрупулезно: тщательно изучал практику, днями готовился к допросам свидетелей, вычерчивал какие-то схемы. Для него уголовное дело было математической задачкой. И с каждым годом он решал ее все быстрее и быстрее», — ​рассказывает коллега Никандрова по волгоградской прокуратуре. «Тогда любой следователь был мозгом расследования — ​организовывал работу группы, формировал задачи, находил свидетелей и выуживал из них нужную информацию. Денис всегда вызывал доверие у свидетелей, а некоторые его подследственные признавали вину прямо во время допроса», — ​делится другой его знакомый из МВД, работавший вместе с Никандровым над несколькими делами. После начала следствия по первому делу ЮКОСа Никандров был командирован в Москву в следственную группу Валерия Алышева — ​одного из первых «выпускников» Михаила Музраева. Там он рассчитывал поучаствовать в самом громком расследовании, но вместо этого был использован своим земляком в качестве понятого в одном из следственных действий. «Понимаете, да? Парень едет в Москву раскрывать дело века, а ему говорят: успокойся, парень, дело века и так раскроется, а ты лучше понятым побудь, чтобы не пришлось народ на улицах искать», — ​вспоминает знакомый Никандрова, полагая, что именно тогда молодой следователь впервые закрыл глаза на грубое процессуальное нарушение. Впрочем, после создания Следст­вен­ного комитета при прокуратуре Никандров вслед за Алышевым перевелся в центральный аппарат, где почти сразу получил в свое производство громкое коррупционное дело, фигурантом которого был Дмитрий Довгий. Основная часть материалов была представлена оперативными органами, что вроде бы должно было упростить его работу, но в деле отсутствовали прямые доказательства получения денег — ​заявление о коррупции было подано спустя много времени после произошедших событий, а на обысках у Довгия деньги найти не удалось. Однако для Никандрова это дело могло стать «счастливым билетом», поскольку было поручено лично председателем Александром Бастрыкиным, и отказываться он не стал. Рассчитывая доказать вину следственным путем, Никандров долго и помногу допрашивал всех участников событий, которыми оказались в том числе его соседи по кабинету, но в результате в обвинительном заключении сделал выводы о виновности экс-главы ГСУ СК фактически на основании предположений. Несмотря на резонансный судебный процесс, в котором для укрепления позиции обвинения пришлось выступить даже председателю СК, после вынесения приговора имя Дениса Никандрова зазвучало на всю страну. Журналисты описывали его нетипичную внешность, коллеги обращались к нему за советом, а особисты из ФСБ писали положительные характеристики на Лубянку. Спустя два года Никандров принялся за расследование очередного громкого дела — ​о мошенничестве в руководстве Бюро по организации борьбы с оргпреступностью на территории СНГ. В рамках этого дела, в котором обвинение было предъявлено главе Бюро по координации по борьбе с организованной преступностью генералу Александру Бокову и двум его подчиненным, основными доказательствами снова служили заявление потерпевшего. Заявителем оказался все тот же бизнесмен Валитов, участвовавший в оперативных мероприятиях под контролем все тех же работников УСБ ФСБ. Спустя всего несколько месяцев Денис Никандров возглавил расследование уголовного дела в отношении подмосковных прокуроров, которым предъявил обвинения в получении крупных взяток за крышевание подпольных казино. «Игорному делу» предшествовала массированная информационная кампания на федеральных телеканалах, вызвав волну негодования в руководстве Генпрокуратуры: Юрий Чайка после первых же арестов обвинил СК в грубых нарушениях закона. Публично оппонировавший ему Александр Бастрыкин заявлял о наличии неопровержимых доказательств вины прокурорских работников. Вынося постановления в отношении прокуроров, Никандров уже обладал некоторыми показаниями предпринимателей, чиновников и полицейских, а также результатами оперативно-технических мероприятий, которые около двух лет проводились УСБ ФСБ. В СМИ это дело связывали с межведомственным противостоянием двух некогда единых органов, не беря в расчет ФСБ, которая на самом деле и была основным действующим лицом. Никандров находился на острие противостояния и, как следует из материалов уголовного дела, подбирался к сыну генпрокурора, подмосковному адвокату Артему Чайке — ​на допросах следователь спрашивал фигурантов о его роли в обеспечении деятельности казино, а в своих поручениях оперативникам УСБ ФСБ фактически легализовывал их информацию. Буквально сразу после начала активных следственных действий Никандров был взят под государственную защиту и стал перемещаться в сопровождении сотрудников 6-й службы УСБ ФСБ. По данным источников в СК и ФСБ, физическая охрана была превентивной мерой, не требующей факта угроз, а ее главной целью было «спрятать» следователя от сторонних оперативно-разыскных мероприятий. Последующие пять лет Никандров проведет под этим «куполом», не позволявшим прослушивать его телефон и устанавливать местонахождение… Дело подмосковных прокуроров так и не переросло в дело прокуроров федеральных: в 2012 году Дмитрий Медведев на закрытой встрече с Чайкой и Бастрыкиным призвал «не впутывать членов семей», после чего Никандров фактически свернул расследование, направив в Генпрокуратуру обвинительные заключения, большинство которых так и не были утверждены. Знакомые Никандрова рассказывают, что следователь первое время переживал по этому поводу — ​впервые в карьере он не довел дело до конца. «Он в принципе знал, что его руками выполнялась другая задача — ​сделать прокуратуру лояльнее. Но как следователя его не устраивало то, что дело развалилось. То есть он понимал, кто и как прекратил расследование, но все равно копался в себе, искал недоработки», — ​рассказывает бывший сотрудник СК. Другой коллега Никандрова, напротив, не увидел в его поведении признаков переживаний: «Денис явно испортился после этого дела. Он даже вести себя стал иначе — ​нога на ногу, подбородок вверх, вкрадчивость в интонациях появилась… Ну просто гроза всех оборотней в погонах». Во время «прокурорской кампании» Никандров был повышен в звании до генерала и в результате внутриведомственной реформы занял должность старшего следователя при председателе СК. Статус члена «личной гвардии» Бастрыкина, одно имя которого на волне последних успехов стало восприниматься потенциальными жертвами с ужасом, раскрыло перед Никандровым новые возможности. Теперь он мог давать указания территориальным следственным органам и набирать по своему усмотрению людей в следственную группу. Новые кадры он искал за пределами Москвы, в первую очередь — ​в родном Волгограде. Благодаря рекомендациям Никандрова в СК вольются сразу несколько его земляков, в частности, старший следователь Роман Нестеров, расследовавший дела в отношении оппозиционера Алексея Навального и министра экономического развития Алексея Улюкаева. «Денис почему-то особую заботу проявлял к приезжим — ​помогал с наймом квартиры, обустройством быта, даже место в роддоме чьей-то жене организовывал. Многие из этих ребят сейчас служат в центральном аппарате, у каждого есть какая-то история про Дениса, и во время пятничных посиделок узнаешь о нем все больше и больше. Недавно, например, он попросил близких перевести деньги какой-то женщине, а когда стали про нее узнавать, выяснилось, что он ей помог усыновить ребенка», — ​рассказывает коллега Никандрова из СК. Находясь в ближайшем окружении Александра Бастрыкина, со временем расширившемся до 22 следователей, Денис Никандров больше не участвовал в громких расследованиях. Лишь в 2013 году он принял к производству дело о многомиллиардных хищениях НДС через три столичные налоговые инспекции, но затем приостановил его, хотя имел все основания для привлечения высокопоставленных работников ФНС. По данным источников в СК и ФСБ, в этом и других делах он руководствовался позицией замглавы ГСУ СК Валерия Алышева и начальника 6-й службы УСБ ФСБ Ивана Ткачева, которые когда-то помогли ему совершить скачок от простого следователя до звезды российского следствия. Впрочем, в 2014 году Никандров в полной мере оценил зыбкость положения человека его профессии, когда в соседнем кабинете ежедневно допрашивали старших следователей Следственного департамента (СД) МВД в рамках дела высокопоставленных офицеров Главного управления экономической безопасности и противодействия коррупции (ГУЭБиПК) МВД во главе с генералом Денисом Сугробовым. «Особенно Дениса впечатлил допрос Николая Будило, который в СД МВД расследовал хищения Браудера и потом попал в «список Магнитского». Коля имел в системе такой же вес, как и Денис, — ​тоже на первых ролях, среди коллег стоял особняком. И вот одним вызовом на допрос с него сняли эту лычку — ​гуляй, Коля, теперь ты такой, как все. Денис это видел», — ​рассказывает знакомый Никандрова. Коллеги «важняка» рассказывают, что арест офицеров антикоррупционного главка МВД он воспринял болезненно, поскольку был лично знаком с его руководителями Борисом Колесниковым и Денисом Сугробовым. «Их познакомил Алышев. Он с молодыми генералами МВД одно время часто ездил на охоту. Там была такая душевная компания, замначальника оргинспекторского управления ФСБ Крючков с ними был. Денис охоту не любил, но вот этих ребят очень уважал. У них много общего — ​рано о себе заявили, получили генеральские звезды. Ну и по-человечески что-то там внутри было такое, что в системе не приветствуется — ​наивное представление о дружбе и службе», — ​делится один из них. В феврале 2014 года, во время очередной вылазки на охоту, Борис Колесников стал интересоваться у генералов ФСБ, действительно ли директор спецслужбы утратил доверие к замначальника УСБ ФСБ Олегу Феоктистову. Вскоре после этого в ГУЭБиПК МВД было заведено дело опер­учета с квалифицирующим признаком «получение взятки», в рамках которого полицейские подвели к замначальника 6-й службы УСБ ФСБ Игорю Демину своего агента. В действительности же эти действия оказались частью изящной комбинации особистов Лубянки, которые сами инициировали этот оперативный подход и убедили в его надежности Колесникова, а в конечном счете посадили полицейских по обвинению в провокации взятки и создании ОПС. Расследование этого дела было поручено двум полным антиподам: дерзкому уральцу Сергею Новикову и мягкому интеллигенту Ринату Миниахметову. Денис Никандров понимал, что его коллеги всего лишь технические исполнители, но все равно положительно отзывался об офицерах ГУЭБиПК МВД. Об этом рассказывал и сам Новиков Борису Колесникову во время его первого допроса в качестве свидетеля, который генерал полиции записывал на диктофон. Несмотря на все отзывы, полицейским инкриминировали два десятка эпизодов превышения должностных полномочий. Колесников во время своего допроса у следователя Новикова, по официальной версии, выпал из окна четвертого этажа. Денис Никандров был единственным, кто не отказался от своей поддержки полицейских, что повлияло и на его отношения с оперативниками 6-й службы УСБ ФСБ. Он продолжал получать их задания через Алышева, но летом 2015 года перевелся в московское следственное управление и дистанцировался от старых знакомых. Должность замруководителя ГСУ СК Никандрову предложил новый начальник собственной безопасности СК Михаил Максименко — ​близкий друг его первого, волгоградского наставника Михаила Музраева. Максименко, как и Никандров, по-прежнему взаимодействовал с чекистами по текущим уголовным делам, но имел и свои собственные секреты. Летом 2016 года Михаил Максименко в своей служебной квартире попросит Никандрова помочь в освобождении из-под стражи нескольких человек, после чего они обсудят странное поведение их недавних друзей и даже поспорят по поводу грядущего приговора Денису Сугробову и его подчиненным. «Сколько дадут, интересно?» — ​спросит Максименко. «Мне кажется, будет оправдательный», — ​на полном серьезе ответит Никандров.Перестрелка. Начало четвертой войны В конце декабря 2015 года у модного ресторана Elements на Рочдельской прозвучало несколько выстрелов — ​так завершались тяжелые переговоры с представителями заведения по вопросу выплаты долга в размере 8 млн рублей. Кадры кровавой бойни, зафиксированные камерами наблюдения, облетели все федеральные каналы. Уголовное дело, возбужденное по факту убийства и хулиганства, было взято на контроль столичным управлением СК. Фатима Мисикова делала ремонт в ресторане своей знакомой Жанны Ким, но осталась недовольна размером оплаты, в связи с чем обратилась к своей подруге Марине Гольдберг, гражданской супруге короля преступного мира России Захария Калашова по прозвищу Шакро Молодой. Желая наказать владелицу Elements за нарушение договоренностей, Мисикова предложила Гольдберг использовать этот спор в качестве формального повода для отъема ресторана. «Фатима сказала Марине, что у Жан­ны нет «крыши» и в случае правильных шагов она переоформит право собственности на ресторан», — ​следует из справки ФСБ о результатах опроса лица, бывшего члена Измайловской преступной группировки, чьи данные были засекречены. Вор в законе Шакро, как далее следует из оперативных материалов, отдал поручение провести с оппонентами переговоры. Телефонные звонки и одиночные визиты в ресторан оказались безрезультатными, поэтому было принято решение отправить на Рочдельскую улицу «тяжелую артиллерию». Функции жесткого переговорщика взял на себя Андрей Кочуйков по прозвищу Итальянец, познакомившийся с Шакро в следственном изоляторе, куда угодил в качестве действующего члена Солнцевской преступной группировки. После освобождения Итальянец был известен как владелец нескольких охранных предприятий, чьи работники в свободное от уставных целей время выполняли функции своеобразных коллекторов. Вечером более двух десятков вооруженных «охранников» в одинаковой черной спецодежде высадились у ресторана, а трое мужчин в солидных костюмах представились хозяйке ресторана Жанне Ким юристами и предложили обсудить возникшее недопонимание. Ким, предупрежденная о появлении бойцов, получила инструкции от адвоката и предложила присесть за столик. «Это наша бабская история», — ​сказала она после длинного монолога о том, что на самом деле деньги должны ей, а не она. В ответ на возражения предлагала разрешить спор в суде и безуспешно пыталась вызвать полицию — ​прибывшая на вызов группа быстрого реагирования не обнаружила у ресторана скопления вооруженных людей и развернула машину. Поэтому когда в ресторан приехали оперативники уголовного розыска из ОВД по Пресненскому району, Жанна Ким бросилась к ним с призывами о помощи. Те попросили всех посетителей предъявить документы и пошли пить кофе за соседний столик, постепенно заполнявшийся новыми участниками переговоров. Трое коренастых мужчин с суровыми лицами оказались группой поддержки Ким — ​работниками адвокатской коллегии «Диктатура закона» во главе с ее председателем Эдуардом Буданцевым. Офицер запаса КГБ СССР, когда-то обеспечивавший личную безопасность Эдуарда Шеварднадзе, не знал историю конфликта, но без лишних церемоний предложил Кочуйкову (Итальянцу) прекратить дискуссию. Но вместо этого их разговор дважды продолжался на улице, едва не переходя в рукопашную схватку. Когда Буданцев достал из кобуры наградную «Беретту», его сразу же атаковали охранники Итальянца. В попытке разнять дерущихся к драке присоединялись все новые лица, пока не последовали хлопки и толпа не рассеялась по всей улице. Поднявшийся на ноги Буданцев начал перестреливаться с оппонентами. В результате он застрелил двоих человек и ранил четверых, включая Андрея Кочуйкова. Все это время за происходящим с осоловелыми глазами наблюдали постояльцы ресторана и районные полицейские из уголовного розыска, с которыми безуспешно пыталась связаться дежурная часть Пресненского ОВД. Когда на место происшествия прибыло подкрепление, половина участников успела скрыться. Оставшихся, включая раненых, погрузили в автозаки и повезли на следственные действия. Скоро всех участников бойни взяли под стражу, а уголовное дело было изъято городским следственным управлением.Спасти Итальянца Замначальника ГСУ СК Денис Никандров заслушал доклад подчиненного по поводу изъятого дела как раз в тот день, когда в московское управление приехал Михаил Максименко. «Получив информацию [об уголовном деле], я пошел к своему руководителю Дрыманову (начальнику ГСУ СК по Москве. — А. С.). В его кабинете находился Максименко, который сразу проявил интерес к этому делу и показал мне видеозапись с камер наблюдения, которые, видимо, получил от следователей. Задача была такая: объективно подойти к расследованию, особенно в части товарища Буданцева, которого следствие поместило под домашний арест», — ​рассказывал в своих показаниях Денис Никандров. По словам следователя, позже Михаил Максименко назовет ему главное заинтересованное лицо в этом деле. «Ближе к концу марта я встретился с Максименко в одном из кафе в районе Покровки. Зашел разговор об этом деле. Я доложил, что имеются основания для переквалификации дела о вымогательстве на самоуправство. Максименко сослался на своего товарища Дмитрия Смычковского — ​предпринимателя, который каждую неделю много времени проводил в комитете. Я сказал, что надо взвесить все юридические моменты. Максименко сказал что-то вроде такого: не хочешь сам переквалифицировать — ​отдай [начальнику ГСУ СК по ЦАО Алексею] Крамаренко. Он, мол, накупил много недвижимости, у него сейчас нет денег платить налоги, и вот он одолевает Максименко просьбами дать возможность заработать. Крамаренко вообще жаловался, что после централизации работы по экономическим преступлениям у него закрылись лазейки незаконного заработка. А со Смычковским у них давняя дружба — ​Крамаренко его в свое время привлекал за контрабанду. «Они обо всем договорятся», — ​сказал он напоследок». Через неделю Денис Никандров получил указание от своего непосредственного начальника Александра Дрыманова о передаче дела в ГСУ СК по ЦАО, где предлагалось переквалифицировать действия Андрея Кочуйкова на самоуправство и освободить его из следственного изолятора за истечением предельного срока содержания под стражей. В своих показаниях Никандров пояснял, что указания о передаче дела в Центральный округ поступали ему одновременно от Максименко, его зама Александра Ламонова и от Дрыманова, но каждый действовал самостоятельно. «Когда освобождение состоялось, Максименко находился в Петербурге, Дрыманов — ​в отпуске, а Крамаренко уехал куда-то на острова. Но потом Дрыманов вызвал меня к себе и сказал, что незадолго он принял предложение за деньги поддержать освобождение из-под стражи Кочуйкова (Итальянца). Затем он посоветовал поехать и обсудить это с Максименко. Во второй половине июня Максименко в своем кабинете сказал мне, что «Ламонов и его ребята и так получили 500 тысяч долларов за переквалификацию». Тогда я вернулся на работу и рассказал об этом Дрыманову, на что мне было сказано: «Ламонов — ​мошенник». Я тогда не понимал ничего», — ​показал Никандров и пояснил, что в УСБ СК было передано еще 400 тысяч долларов. «А потом Максименко позвонил мне и попросил меня встретиться со Смычковским. Мы встретились на заправке в районе Красногорска. Смычковский спросил, почему люди не были освобождены. Я не знал, что ответить», — ​говорил Никандров. Все участники операции по вызволению Итальянца из застенка еще не знали, что каждый их шаг известен оперативникам Управления «М» ФСБ, обратившем внимание на Шакро, благодаря сигналу от коллег из Департамента военной контрразведки ФСБ. К тому моменту рабочий кабинет и служебная квартира Михаила Максименко уже прослушивались…Прослушка В середине мая 2016 года Михаил Максименко и его заместитель Александр Ламонов встретились в служебной квартире, где обсудили ход расследования дела в отношении Итальянца. Из материалов прослушки следует, что в вопросе освобождения Андрея Кочуйкова были заинтересованы две стороны — ​Захарий Калашов (Шакро) и Солнцевская преступная группировка. Однако каждая из сторон не знала друг о друге, хотя через длинную цепочку посредников обращалась к одному и тому же лицу — ​влиятельному бизнесмену Дмитрию Смычковскому. Этот коммерсант проник в высшие эшелоны правоохранительных органов в начале нулевых, благодаря Сергею Мещерякову, в разное время возглавлявшему в МВД два ключевых департамента: по борьбе с оргпреступностью и экономическими преступлениями. Тогда же Смычковский обзавелся офисом в торговом центре «Гименей» на Якиманке и роскошным особняком в Барвихе, которые получил благодаря урегулированию сложных вопросов на Житной. «Львиную долю доходов в то время правоохранители получали от реализации вещественных доказательств, изъятых в ходе расследования контрабандных преступлений — ​так называемое товарное рейдерство. А все потому, что законодательство позволяло любому следователю выносить постановление о реализации вещдоков без решения суда и позиции Федерального фонда имущества», — ​вспоминает знакомый со Смычковским бизнесмен. Эффективность в решении тяжелых экономических задач позволила Смычковскому более десяти лет сохранять свои позиции незыблемыми, невзирая на постоянные кадровые перестановки в силовых органах. С руководством СК у бизнесмена были особенные отношения, рассказывал в ходе допроса Денис Никандров: «Смычковский являлся сослуживцем Максименко, одноклассником Синеговского (замруководителя ГСУ СК по Москве. — ​А. С.) и другом Дрыманова». Весной Дмитрий Смычковский стал одновременно обращаться ко всем своим знакомым с предложением за денежное вознаграждение освободить Андрея Кочуйкова. Максименко и Ламонову, обсуждавшим поступающие предложения из разных источников, это казалось немного странным. «Вот они [деньги] лежат. И Дима говорит: «А тебе предложили?» — ​«Нет, пока нет».— «Но так не делается. Типа 50% сразу… в космос». Я говорю: «Стоп, стоп, стоп… а остальное уже между всеми. У нас другая… нас это не интересует», — ​вспоминал диалог со Смычковским Александр Ламонов и пытался понять, от кого именно тот обращается с денежным предложением. Максименко сообщил, что встречался с Шакро и интересовался, просит ли его кто-то выделить деньги для освобождения Итальянца: «Извини, я сам разговаривал с Шакро… ты представляешь… Шакро всегда встречается. Всегда… Шакро говорил: «Я своим людям сказал, я никогда педерастом не был, и за базар я всегда отвечаю». Ты знаешь… дело в том, что мы непроизвольно вернули свое уважение даже у воров». «Ну да. Здесь конкретно», — ​отвечал ему на это Ламонов. Вторую половину встречи особисты СК обсуждали переговоры Смычковского с миллиардером Андреем Скочем. «Я Диме говорю: «Дима… Скочу то, что он отдал. Вообще… зубы почистить… кофе попить». Ни проблемы, ничего в помине не было. Типа это они. Ну как бы кто-то кого-то лечит. Кто-то кому-то сказал: «Вот, типа, вот…» У него там сеть каких-то заведений японских или китайских, хер его знает. Что, типа, Итальянца выпустят… только не совсем так. Шакро… вообще по… Ну это как бы… Я вот что тебе могу сказать, я могу ошибаться сейчас, сейчас они будут, по идее, сливаться, чтобы на равных ситуациях… я так думаю. Потому что когда…» Для прояснения окончательных позиций Максименко на следующий день встретился со Смычковским в собственном кабинете. Тот объяснил, что миллиардер не захотел с ним обсуждать вопрос лично. «Да вообще это первый раз такое. Он не захотел даже с Борисенко (бывший советник председателя Верховного суда. — А. С.) встречаться. Борисенко к нему поехал, а он начал на Борисенко орать: «Какого … там вообще моя фамилия выплыла?» Борисенко говорит: «Ты что? Ты же мне сказал: поехать к Диме [Смычковскому]. Я поехал и ему сказал, что ты меня попросил. А я ему что скажу? Я откуда вашего Андрея [Кочуйкова] там знаю?» А он: «На … вообще апеллировать моим именем, там отдельный человек этим занимается у нас. Не надо ничего влазить. Все, мы вот отдельно, а вот Захар [Шакро] — ​это отдельно». Борисенко говорит: «Подожди, ты же сначала… Мы с тобой встретились, определились, что я поехал к человеку, поговорил, что как бы он будет заниматься, а теперь вы начинаете как бы это…» А он: «Ну мы, типа, в два конца не хотим платить, а то сейчас получится — ​мы сюда заплатим, а еще Шакро потом нам скажет, счет выставит». Я говорю: «Да он свои деньги заплатил». Борисенко говорит: «Он с вас-то получать не хочет». Тогда он говорит: «Все, я сейчас улетаю, пусть тогда, кто там вот главный, пусть встретится с этим, с Львом моим (предположительно, имеется в виду партнер Скоча Лев Квитной. — ​А. С.). И объяснит, что там как, как там дальше». Тем не менее оперативники установили, что Дмитрию Смычковскому удалось получить денежные средства общим объемом 1,5 млн долларов, из которых полмиллиона будто бы были предоставлены Шакро через совладельца японской сети «Якитория» Олега Шейхаметова и миллион — ​якобы от Андрея Скоча.Арест Шакро В конце июля 2016 года оперативники Управления «М» ФСБ при поддержке спецназа ворвались в резиденцию Захария Калашова. По результатам рейда, Шакро сменил свой роскошный особняк на камеру «Лефортово». При этом криминальному авторитету пока были предъявлены обвинения в крупном вымогательстве у владелицы ресторана Жанны Ким — ​вопрос о даче взятки оставался подвешенным. Супруга авторитета Марина Гольд­берг, когда-то попросившая его помочь в переоформлении ресторана, в тот день улетела во Францию. Вместе с Фатимой Мисиковой они побывали на вечеринке благотворительного фонда Леонардо Ди Каприо. По иронии судьбы за соседним столиком вечер коротал Кенес Ракишев, который отправил в ресторан группу поддержки во главе с Буданцевым. Взяв Шакро, контрразведчики нагрянули в Технический переулок, где задержали Михаила Максименко, Александра Ламонова и Дениса Никандрова. Денис Никандров за день до задержания лишился госзащиты. Александр Бастрыкин, в силу закона обладавший исключительным правом на привлечение высокопоставленных подчиненных к уголовной ответственности, поначалу отказывался выносить постановление о возбуждении уголовного дела. «Он вообще не понимал, что происходило в его ведомстве. Нес какую-то ахинею про боевых товарищей…» — ​рассказывает собеседник. Андрей Скоч и Олег Шейхаметов, не дожидаясь новых арестов, улетели в Лондон. Еще раньше исчез ключевой человек по делу Дмитрий Смычковский, которого заочно арестовали и объявили в международный розыск. Шейхаметов вскоре вернулся — ​по данным источников в ФСБ, в Москву он прилетел под личные гарантии Шакро, для чего пришлось организовать телефонную связь с Лондоном прямо из СИЗО «Лефортово». По прилете Шейхаметов направился в следственное управление ФСБ, где написал явку с повинной и рассказал об обстоятельствах передачи денежных средств за освобождение Итальянца. Это уголовное дело расследовалось более полутора лет, за которые обвиняемые неоднократно поменяли свою позицию. В частности в сентябре прошлого года Никандров и Ламонов заключили досудебные соглашения, признали вину и обличили других высокопоставленных коллег. В конце декабря был задержан Крамаренко. Бывший начальник ГСУ СК по ЦАО, после начала скандала уволившийся со службы и перебравшийся на хорошую должность в «Роснефть», не ожидал такого развития событий. За несколько дней до задержания он отмечал получение генеральского звания бывшим начальником 6-й службы УСБ ФСБ Иваном Ткачевым, возглавившим Управление «К» СЭБ ФСБ. Перед началом слушаний по делу Максименко следственное управление ФСБ попыталось привлечь к ответственности Александра Дрыманова, но на этот раз Александр Бастрыкин ответил категоричным отказом. «Александра Ивановича не стоит ругать — ​он просто не понимает, что происходит, и поэтому реагирует в привычной манере: мол, никто не забыт, ничто не забыто. Он ведь и на предновогоднем съезде Союзов ветеранов следствия заявлял, что дело сфабриковано. Поэтому никого и не увольнял — ​все арестованные сотрудники оставались в штате. А когда пришли за Дрымановым, распорядился поместить его фотографию на обложку ведомственной газеты. Ну такой он человек». К уголовному делу следствие приобщило аудиозаписи переговоров Михаила Максименко, в которых он откровенно обсуждал с подчиненными бурную жизнь Следственного комитета: вербовку коллег особистами Лубянки во время праздничных застолий, чемоданы денег для Валерия Алышева, договоренности с подследственными банкирами… Большая часть этих материалов была засекречена — ​и в ходе судебных разбирательств будет исследована в закрытом режиме. В открытой части процесса Ламонов произнес фразу, которую можно назвать ключевой для понимания ситуации. Он отказался признать полученные им деньги взяткой, заявив, что это была «благодарность за позицию». Во-первых, силовики настолько потеряли чувство реальности, что действительно не видят разницы между бутылкой виски и полумиллионом долларов, считая и то, и другое «благодарностью». Второе — ​их позиция возникает из «благодарности» и благодаря ей, а не наоборот. Именно такой оказалась система, выросшая из «дела ЮКОСа». И именно в таком виде она должна быть демонтирована. По крайней мере, судя по всему, такова новая политическая установка. Отличие четвертой войны силовиков от трех предыдущих в том, что топов СК посадили не потому, что они кому-то перешли дорогу — ​взятка была не поводом для их ареста, а реальной причиной. Пока это понимание не укоренилось среди силовиков, а его будут насаждать жестко, система, конечно же, будет сопротивляться, пытаясь превратить четвертую войну в аналог первых трех. Так что начало четвертого президентского срока обещает быть похожим на начало первого, с той лишь разницей, что война уже началась. Топ